— Мы далеки от соглашения на это и недовольны этим договором. Царская власть полагается нам, как же ты её отдаёшь кому-то другому?
Бату отвечал туманными рассуждениями о благе всего Монгольского государства:
— Мы с согласия старших и младших братьев задумали это благое дело и кончили разговор об этом, так что отменить это никоим образом невозможно. Если бы это дело не осуществилось в таком смысле и кто-либо другой, кроме Менгу-каана, был бы объявлен государем, дело царской власти потерпело бы изъян, так что поправить его было бы невозможно; а если царевичи об этом тщательно поразмыслят и предусмотрительно подумают о будущем, то им станет ясно, что по отношению к сыновьям и внукам проявлена заботливость, потому что устроение дел такого обширного государства не осуществится силою и мощью детей.
В этих бесплодных переговорах прошли «весь тот год, который был предназначен для курултая (то есть 1250-й. — А. К.), и следующий год… до половины». Единства среди Чингисидов не было и в помине. Сыновья Гуюка Ходжа-Огул и Нагу «воображали, что без них дело курултая не двинется вперёд», и потому медлили с приездом. Их сторонники готовились к решительным действиям. В ставке Ширамуна собралась «часть эмиров высочайшей особы Гуюк-хана». Образовалось некое подобие оппозиционного центра. Берке, которому были поручены все дела по устройству курултая, торопил старшего брата:
— Прошло два года, как мы хотим посадить на престол Менгу-каана, а потомки Угедей-каана и Гуюк-каана, а также Йису-Менгу, сын Чагатая, не прибыли.
Наконец Бату прислал ответ, позволявший действовать незамедлительно. На этот раз он выражался предельно кратко и ясно.
— Посади его на трон, — велел он брату, а дальше добавил: — Всякий, кто отвратится от ясы (то есть, в данном случае, откажется от принятого сообща решения. — А. К), лишится головы.
«Великий курултай» собрался 1 июля 1251 года на реке Онон, в местности Кодеу-арал, — то есть именно там, где за 22 года до этого произошло избрание великого хана Угедея51. Выбор конечно же не случайный! Бату, по воле которого в те месяцы совершалось буквально всё, стремился лишний раз подчеркнуть преемственность власти Менгу со временами Чингисхана и Угедей-хана. Правление же Гуюка как бы выводилось за рамки законной передачи власти от одного хана другому. Здесь, в родовом юрте великого основателя Монгольской империи (и, соответственно, его младшего сына Тулуя и его потомков), Менгу-хан был наконец-то поднят на белом войлоке и возведён в достоинство великого хана. Помимо братьев Бату и сыновей Соркуктани-беги на торжествах присутствовали многочисленные и весьма влиятельные племянники Чингисхана, в том числе Эльчжигидай-старший, сыновья Отчигина, Кулкана и другие; из потомков Чагатая был Кара-Хулагу, а из потомков Угедея — сыновья Кудэна, а также Кадан и Мелик (седьмой сын Угедея), явившиеся, правда, с опозданием, уже после избрания хана (как, впрочем, и Кара-Хулагу). Тем не менее и они «по определённому обычаю… принесли установленные поздравления и вместе с другими занялись удовольствиями и развлечениями». Так ханство Менгу было признано представителями всех четырёх ветвей «Золотого рода». О напряжённости, которая царила во время избрания, свидетельствуют беспрецедентные меры предосторожности, принятые по приказу Берке, распоряжавшегося всеми делами. Вести собрание должен был Хубилай, причём так, чтобы остальные лишь внимали его словам. Муке-Огулу велено было «стать у дверей, чтобы ему можно было задержать царевичей и эмиров»; Хулагу, ещё один брат Менгу, получил приказание «стать впереди стольников и телохранителей, чтобы никто не говорил и не слушал неподобающих речей. Сообразно с этим установили порядок, — сообщает Рашид ад-Дин, — и только они двое ходили взад и вперёд, пока не закончился курултай». Но всё обошлось — если не считать того, что джалаир Илджидай, человек особенно близкий к семейству Угедея, сумел всё же взять слово и напомнил собравшимся о клятве, данной Гуюку при его вступлении на престол:
— Вы все постановили и сказали, что до тех пор, пока будет от детей Угедей-хана хотя бы один кусок мяса… мы всё же его примем в ханство и кто-либо другой не сядет на престол. Почему же теперь вы поступаете по-другому?