Если Рашид ад-Дин излагал ту версию развития событий, которая была принята в державе ильханов — наследников Хулагу, то арабский историк XIV века аль-Омари описывал всё с противоположных позиций — ибо он находился на службе у египетских султанов, а те в XIII веке являлись союзниками мусульманина Берке и вели войну против врага мусульман Хулагу. По версии аль-Омари, западный поход Хулагу был изначально обращён против исмаилитов горного Ирака, однако Хулагу «стал представлять в заманчивом виде брату своему Менгу-кану захват владений халифа и выступил с этой целью». Это якобы и вызвало недовольство правителей Улуса Джучи — и даже не столько самого Бату, сколько его брата мусульманина Берке: «Дошло это до Берке, сына Джучи, и не понравилось ему, потому что между ним и халифом утвердилась дружба. Он сказал брату своему Бату: “Мы возвели Менгу-кана, и чем он воздаёт нам за это? Тем, что отплачивает злом против наших друзей, нарушает наши договоры… и домогается владений халифа, то есть моего союзника, между которым и мной происходит переписка и существуют узы дружбы. В этом есть нечто гнусное”. Он представил поступок Хулагу брату своему Бату в таком гадком виде, что Бату послал к Хулагу сказать, чтобы он не двигался со своего места. Прибыло к нему (Хулагу. — А. К.) послание Бату, когда он находился за рекой Джейхуном. Он не переправился через неё и с бывшими при нём простоял на своём месте целых два года, до тех пор, пока не умер Бату…»38
Версия событий, изложенная аль-Омари, несомненно, также тенденциозна. Едва ли религиозные мотивы могли заставить Батыя вступить в конфликт с великим ханом и его братом, назначенным для похода на запад. Но для недовольства у Бату имелись и другие причины. Так или иначе, но Хулагу и в самом деле более двух лет не решался переправляться через Амударью. Выступив в поход из своего юрта поздней осенью 1253 года, он только к сентябрю 1255 года добрался до Самарканда, где расположился на луговьях возле города (здесь его с почётом встречал эмир Масуд-бек, приготовивший для брата великого хана «тканый золотом по золоту шатёр»). Затем войска двинулись к Амударье и стали готовиться к переправе: «согласно указу, остановили все суда и лодки корабельщиков и соорудили мост». Сама переправа началась 1 января 1256 года. Но и после этого Хулагу не слишком торопился: «ту зиму» он «провёл там и всё время предавался забавам, веселью, удовольствиям и пиршествам»39. Собственно военные действия на западном направлении начнутся уже после смерти Батыя. Хулагу будет сопутствовать успех. В декабре 1256 года падёт Аламут, столица государства исмаилитов. В январе 1258 года войска Хулагу подступят к Багдаду, а 10 февраля столица последнего аббасидского халифа будет взята и подвергнута жесточайшему разграблению. Вряд ли медлительность Хулагу на начальной стадии похода можно объяснить одной лишь его нерасторопностью. Напомню, что Амударья была тем самым рубежом, который некогда определил для владений Джучи сам Чингисхан. Все земли к западу от неё считались принадлежащими потомкам Джучи, и Менгу-хан конечно же помнил об этом. Для продвижения к западу от Амударьи, по всей вероятности, требовалось особое разрешение Батыя, которое тот не хотел давать. Авторитет же Батыя был слишком велик, чтобы Менгу-хан мог пренебречь им. «В этой потенциально конфликтной ситуации, — пишет современный исследователь, — верховный хан в течение нескольких лет не вмешивался в ход событий, признавая тем самым законность действий соправителя, его сюзеренитет на всех землях за Джейхуном»40. И только смерть Батыя развязала ему руки.