Папа сидит напротив меня и внимательно следит за новостями, изредко поглядывая на меня. В его глазах читается воспрос, который он хочет задать мне, но, слава Богу, папочка не затрагивает темы, пока я сама ему не скажу. Он знает, что если у меня случится что-то серьезное, я обязательно ему расскажу. Ну... Вчера, конечно же, кое что случилось из-за чего пол ночи уснуть было невозможно, но об этом я, пожалуй, промолчу. Иначе он точно запретит мне ездить в Венецию и сам позвонит Мадалене, чтобы та меня уволила.
Когда я начала что-то скрывать от отца? Сегодня? Или это началось давно?
Допив кофе, я подхожу к раковине, чтобы вымыть кружку.
Открываю кран и тут же раздается шум воды.
"...новости... преступления учащаются..." - слова из телевизора становятся громче, - "...на этот раз группа парней от трех до пяти человек разгромило в районе "Кастелло" здание детского сада и единственного по всей Венеции... "
Кружка выскальзывает из руки и с грохотом приземляется в раковину.
Перед глазами плывет, отчего приходится схватиться за столешницу.
- Ох, моя дорогая... - тяжко произносит отец, - мне так жаль...
Кинув взгляд на телевизор, я вижу фотографии и видео того, что осталось от садика. Выбитые окна, сломанные двери, словно они из картона, вдребезги разбитые горшки и истопченные цвета. Эти гады даже детские поделки из соленого теста, которые не успели застыть, разломали в пух и прах. Последней каплей для меня становится плакат у входа в кабинет. Он был сорван со стены и его клочки бесщадно разбросаны по полу.
- Я не верю!
И действительно, сложно поверить в то, что от любимой работы остались только стены, да крыша, а все внутри нагло испорчено.
Забыв закрыть воду, мчусь к себе в комнату, где со скоростью света сметаю в сумку ключи и уже стою у выхода из квартиры, надевая обувь.
Папа не останавливает меня и я благодарна ему.
Мне нужно увидеть все своими глазами. Сейчас, я не могу и не хочу верить каким-то новостям. Они часто лгут, коверкая правду. Хоть бы и в этот раз они солгали и детский садик был цел и уже скоро в него придут дети с которыми мы будем играться на улице в песочнице, либо будем рисовать летние пейзажи красками на белой бумаге. Хоть бы все было хорошо...
На это раз путь для меня длиннее, чем обычно. И пусть автобус едет все так же 17 минут, для меня они все 47. Пришлось еще и за проезд платить. Совсем из головы вылетело - купить проездную карточку.
Море, кажется, бушует, вместе с моими переживаниями в душе, а солнечные лучи уже не так греют, даже наоборот, проходя сквозь стекло, холодят кожу из-за чего по всему телу пробегают неприятные мурашки.
Наконец-то, я подъезжаю на пассажирском катере к району "Кастелло". Быстро выпрыгиваю из него и бегу по улочке вглубь ветшалых зданий.
И тут передо мной открывается ужасающий вид. Некогда красивое здание, теперь выглядит так, словно в нем взорвалась бомба. И, видимо, волна от взрыва коснулась детской площадки.
Маленькие качели, на которые дети выстраивались очередями, выломоны. На горке, с которой под громкий и заразительный смех скатывались детишки, - огромная дыра, прямо посреди. А в песочнице, где часто сооружались замки из детских фантазий, сломаны бортики и часть золотистого песка высыпалась на землю.
Из здания выходит Мадалена, вытирая слезы под глазами. Только ее вид, наконец-то, отрезвляет меня.
Это все происходит на самом деле.
Я не могу пошевелиться и смотрю лишь на директрису.
Женщина замечает меня и тут же подлетает с объятиями. Даже не знаю, пытается она утешить меня, либо же себя. А может сразу двоих.
- Розочка, - сквозь всхлип, говорит шепотом, - прости, Розочка. Я... Я не смогу восстановить детский сад. У меня попросту нет денег на это. А что и было, то украли сегодня ночью из сейфа. Я даже не могу тебе выплатить зарплату за пол месяца твоей работы. Тебе стоит пойти сейчас домой. Тебе нужен отдых. Нам двоим он нужен. А как отдохнешь, постарайся найти новую работу. И лучше не искать ее здесь, в Венеции. Чтобы с тобой ничего не случилось. Прости меня еще раз, Розабелла.
Крепко обняв, Мадалена отпускает меня и уходит, шмыгая носом.
В горле встает ком. Я плотно сжимаю челюсь, чтобы не поддаться слабости, но слеза находит путь и скатывается по щеке, оставляя влажный след.
Кто мог это сделать? Энресто? Что же ему не понравилось в детском саде? Что ему сделали дети?! Видимо, он их ненавидит, раз позволил этому случится...
Я прохожу внутрь. Под ногами так и ломаются осколки стекол.
Внутри все еще хуже чем снаружи. Когда прохожу по коридору, то касаюсь руки шершавой стены, где раньше висели красочные рисунки. В кабинете полный погром, в воздухе до сих пор стоит облако пыли.