Новиков в своем «Трутне» подходит к отражению действительности иначе, полемизируя тем самым со «старушкой». Он показывает наиболее типичное, рассказывает о бесправии крепостных, раскрывает причины пороков, обличает придворную знать, высмеивает дворянскую спесь: «Вельможа наш ненавидит и презирает все науки и художества, почитает оные безчестием для всякой благородной головы. По его мнению, всякий шляхтич может все знать, ничему не учась; философия, математика, физика и прочия науки суть безделицы, не стоящий внимания дворянскаго». Такая кичливость породою, а не знаниями и благородными поступками, как отмечает Новиков, наложила отпечаток на разные стороны жизни. Политикою занимаются люди корыстолюбивые, жаждущие лишь чинов и знатности. Эти достоинства ценятся и в суде, и посему не может быть и речи о правосудии. Невежество и праздность, по мнению «Трутня», — причина плохой торговли. Ибо чиновники и купцы с душою и моралью лавочников не думают о процветании отечества, а заботятся об удовлетворении своих прихотей. И Новиков говорит об этом не отвлеченно, а создавая яркие образы, намекая на реально существующих людей. Отталкиваясь от конкретного, он старается расширить значение факта. Это чувствуется даже в коротких репортажах, репликах. Например: «На сих днях прибыли в здешний порт корабли (из Руана и из Марселя). На них следующие нужные нам привезены товары: шпаги французския разных сортов, табакерки черепаховыя, бумажныя, сургучныя; кружевы, блонды, бахромки, манжеты, ленты, чулки, пряжки, шляпы, запонки и всякия так называемыя галантерейныя вещи; перья голландския в пучках чиненыя и нечиненыя; булавки разных сортов и прочие модные мелочные товары; а из Петербургскаго порта на те корабли грузить будут разныя домашния наши безделицы, как-то пеньку, железо, юфть, сало, свечи, полотны и проч. Многие наши молодые дворяне смеются глупости гг. французов, что они ездят так далеко и меняют модные свои товары на наши безделицы».
Выдумывать проблемы, заимствовать сюжеты из иностранных сатирических журналов, как это часто делали другие издатели, Новикову не приходилось. Работая в Комиссии по составлению нового уложения, он изучил самые наболевшие вопросы, собрал богатый фактический материал. Это и стало основой литературной деятельности Николая Ивановича.
Итак, казалось бы, «Трутень» и «Всякая всячина», несмотря на различия в «тоне», в журналистской манере, шли в одном направлении, преследовали одну задачу: искоренить зло и утвердить добрые нравы. Так, во всяком случае, поначалу считал Баженов. Однако он вскоре почувствовал назревающий конфликт между «мудрой старушкой» и Новиковым.
«Всякая всячина» все чаще стала раздражаться. Появились упреки, что издатель «Трутня» человек жестокий, не способный на снисходительное отношение к человеческим слабостям, а посему видящий лишь пороки. Наконец в девятнадцатом листе «Всякой всячины» последовала настоятельная рекомендация: «1) Никогда не называть слабости пороком; 2) хранить во всех случаях человеколюбие; 3) не думать, чтобы людей совершенных найти можно было; 4) просить Бога, чтобы нам дал дух кротости и снисхождения; 5) впредь о том никому но разсуждать, чего кто не смыслит и 6) никому не думать, что он — весь свет может исправить».
«Трутень» (в пятом листе, от 26 мая) отвечал: «Я сам того мнения, что слабости человеческия сожаления достойны; однако ж не похвал, и никогда того не подумаю, чтоб на сей раз не покривила своей мыслию и душей Госпожа наша прабабка (так «Всякая всячина» называла себя в отношении к другим журналам), дав знать… что похвальнее нисходить порокам, нежели исправлять оные. Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к нему человеколюбия… Следовательно, они порокам сшили из человеколюбия кафтан; но таких людей человеколюбие приличнее назвать пороколюбием. По моему мнению, больше человеколюбив тот, кто исправляет пороки, нежели тот, который оным снисходит или (сказать по-русски) потакает».