Были согнаны статные крестьяне-косцы. Девушки, разодетые в яркие самобытные сарафаны из домотканой материи, пели песни, водили хороводы. Крестьянские подростки на лошадях соревновались в удальстве и ловкости.
Екатерина пребывала в хорошем настроении. Ей все здесь нравилось.
— Вот, Григорий, чего не хватает нам. Мы, городские обитатели, привыкли всюду лоск наводить, дивиться красивостям, далеким от естества. А ведь дикость сама по себе красивость имеет. Важно особливо не тиранить ее. — Екатерина мечтательно помолчала, глядя на небо и высокие кроны деревьев. — Красив Лувр, спору нет. Но древние замки, хоть и нет в них лоску, больше взору приятны и дикостью своею пленительны, ибо грубость их сродни с природою.
Это не было твердым убеждением Екатерины. Скорее всего это было сказано под настроение. Но Потемкин решил не упустить удобного случая, сыграл в унисон и выдал импровизацию за давно продуманную идею.
— Потому, Ваше величество, мне и приглянулись здешние места. Я давно думаю, что ежели строительство здесь учинить в мавританском вкусе, не тираня при том естество, а, напротив, украшая дикость руинами, то приятность для взора может получиться необыкновенная.
Эти пожелания были высказаны и Баженову, когда ему давали поручение составить план строительства в Царском Селе.
Архитектор учел эти пожелания, но не пошел у них на поводу. «Баженов задался целью, — справедливо указывает советский исследователь Е. Н. Шемшурина в книге «Царицыно», — создать в Царицыне национальный русский ансамбль на основе синтеза русских и классических композиционных принципов, но, подчиняясь «высочайшему» заданию, присоединил к этому некоторое количество готических и псевдоготических деталей». Этот стиль затем определят как «новое национально-романтическое направление русской архитектуры». Следует при этом заметить, как подчеркивает другой советский исследователь творчества Баженова, В. Снегирев, что зодчий «несомненно, исходил из элементов так называемого московского барокко, а не из чужеземного, уже умершего готического стиля… Обращаясь к русской архитектуре XVII века, Баженов не копировал ее, он возрождал ее в претворенном виде, обогащая новыми приемами и мотивами.
Глубокие мысли руководили Баженовым, когда он независимо от придворной моды создавал проекты своих построек, именуемых готическими. Он зажегся мыслью «вернуть к жизни» старорусскую национальную архитектуру, памятники которой были ему так понятны, так дороги».
Главным строительным материалом зодчий избрал красный кирпич и белый камень. Уже одним этим он желал «протянуть руку» допетровским постройкам, напомнить о старорусской архитектурной культуре, показать эстетику сочетания белого натурального камня и обычного кирпича.
Василий Иванович на сей раз решил отказаться от монументальности, величественных форм, характерных для дворцовых построек. Ибо русская природа, окружающая обстановка и поставленная перед самим собой задача диктовали иное: скромность, соразмерность, сочетание построек с ландшафтами, ненавязчивая ансамблевость, усадебная теплота.
В 1776 году проект был готов в виде панорамного чертежа — «Вида села Царицына».
Василий Иванович прежде всего решил поделиться замыслом нового строительства со своими коллегами — непосредственными помощниками и вновь набранными учениками, среди которых были Семен Орфанов, Николай Кузьмин, Иван и Николай Урюпины и другие. Правда, первоначально архитекторская команда при Царицыне существовала больше как бы на общественных, самодеятельных началах, так как официально нигде не была утверждена и денег на ее содержание не отпускали. Предстояло вначале определить объем работ, утвердить смету. Но Баженов, помятуя о том, что с началом строительства у него будет дел по горло, — да и заниматься подбором мастеров, их обучением будет уже поздно, тем более что была команда «со строительством не мешкать» — регулярно проводил занятия с самого начала, когда план застройки только еще складывался.
Баженов неторопливо и на сей раз без волнения пояснял общий принцип задуманного им плана, останавливая внимание лишь на отдельных, наиболее важных строениях.
— Ныне мы привычку имеем, — говорил Баженов, обращаясь к коллегам, — во всем симметрию искать и все постройки располагать по геометрическим осям. В этом нет ничего дурного. Но мы забыли, что древние зодчие, особливо наши соотечественники, и асимметрию ценили, отчего цельность композиции не нарушалась, а, напротив, живописность приобретала. Сие есть закон природы, порожденный самой природою. В этом нетрудно убедиться, взирая на эти пруды и овраги, холмы и деревья, луга и реки. Здесь есть гармония, но нет симметрии.