Тори Андерсен
Бедная богатая девочка
Пролог
— Итак, леди и джентльмены, я повторяю номер билета, который выиграл джекпот в сегодняшней лотерее…
Эмили еще раз взглянула на клочок бумаги, лежавший на журнальном столике, потом медленно подняла глаза на экран телевизора, где крупным планом показали восьмизначное число, а ведущий еще раз прочитал его вслух.
Совпадение было стопроцентным, сомнений быть не могло: только что она, Эмили Бертли, выиграла миллион двести тысяч долларов. Это был джекпот за последние два месяца.
Миллион двести тысяч! Все-таки это большая сумма. Даже очень большая. Она уже забыла, когда в последний раз в их семье водились такие деньги. Миллион двести тысяч!
Эмили нахмурилась: она не собиралась выигрывать так много, когда покупала билет! Просто хотела раздать долги, помочь маме… Взяла случайно, наобум, в первую попавшуюся лотерею, потому что пожалела продавца. Словно в тумане увидела она позавчерашний вечер, молоденького парнишку, стоявшего возле ворот парка с небольшим лотком, увешанным коробками и рекламными флажками.
— Лотерея! Лотерея! Возьмите хотя бы один билет, не пожалеете!
Она почему-то остановилась, словно и правда раздумывала, стоит ли брать билет.
— О, девушка, ну пожалуйста! Меня уволят, если я не продам сегодня ни одного! — И, увидев замешательство в глазах Эмили, быстро схватил листок из коробки и сунул ей в руку. — Вот беспроигрышная лотерея! Всего пятнадцать долларов! Смотрите, я уже оторвал вам лист!
— Пятнадцать долларов?! А подешевле…
Но тот уже вошел во вкус.
— Смотрите, вот порядковый номер вашего бланка, а эту таблицу надо заполнить… Всего пятнадцать, ну?! Девушка! Билет уже ваш.
Кого-то он сильно напоминал, но она никак не могла сообразить, где и когда видела это лицо. Будто загипнотизированная, Эмили достала и отдала деньги, потом всю дорогу домой жалела об этом. А теперь — извольте: миллион двести тысяч.
— …А также проверить на нашем сайте! — радостно продолжал ведущий. — Или позвонить по телефону…
Она выключила телевизор и задумалась. Да, все это очень странно и неожиданно. Настолько неожиданно, что настораживает. Кстати, этого мальчика-продавца, равно как и лоток, с тех пор никто не видел в парке. Может, они, как посланники Провидения, появились лишь затем, чтобы Эмили купила счастливый билет.
А счастливый ли?
Впрочем, ничего страшного. Все только к лучшему. Она наконец выплатит годовой долг за студию, вернет ее владельцам и уедет из Вашингтона. Эмили вдруг словно очнулась.
Бог ты мой, о чем тут думать! Я же теперь свободна!
Это было озарение. Прижав обе руки к груди, она смотрела в пространство счастливым взором. Наконец-то у нее есть право… нет, у нее есть повод, всего лишь ничтожный повод расстаться с мамой и начать свою жизнь.
Если, конечно, не поздно.
1
«Дорогая тетя Ло!
Мне бесконечно стыдно оттого, что мы так давно не переписывались и не виделись с тобой. Конечно, ты вправе на нас с мамой обижаться. Однако ты сама когда-то пошутила, что о существовании родственников вспоминаешь лишь тогда, когда наступают крайние обстоятельства.
Кажется, последний раз мы встречались на похоронах отца? Да, это было семь лет назад. Чуть позже ты предлагала мне перебраться к тебе в Нью-Йорк, но я отказалась, потому что не хотела оставлять маму одну… Время лечит любые сердечные раны. Теперь мы смогли справиться со своей бедой и стабилизировать капиталы, которые, как ты знаешь, слегка пошатнулись с уходом отца.
Единственное, что нам не удалось вполне пережить, это чувство одиночества и оторванности от большой дружной семьи, к которой принадлежал отец и к которой принадлежишь и ты.
Я обращаюсь к тебе с огромной просьбой и надеюсь на твою помощь и участие. Дело в том, что в ближайшее время я собираюсь перебраться в Нью-Йорк, так как мне необходимо устроить свою жизнь и карьеру. Словом, мы посоветовались с мамой и решили, что теперь она вполне способна жить одна, без меня, и я со спокойным сердцем могу оставить ее.
Если тебе будет не трудно, не могла бы ты принять меня в своем доме, пока я не устроюсь и не найду подходящую квартиру?
Мне на самом деле искренне жаль, что мы замкнулись в своем горе и перестали общаться с папиной семьей. Может быть, ваше общество помогло бы нам легче пережить последние семь лет. Тем более за эти годы многое изменилось, и я уверена, что и у тебя и у нас найдется множество новостей, которые удивят и обрадуют нас обоих. Я давно не видела моих дорогих Сандру и Джонни, да и мистер Флетчер давно нам не звонил и не писал. Впрочем, надеюсь обсудить все при встрече.
Дорогая Ло, я буду ждать твоего ответа или звонка, как тебе удобней. Рада пообщаться и увидеться.
— А так нормально? — Эмили повернула ноутбук к матери, чтобы та могла прочитать текст.
— Да, вполне изящно и без лишней высокопарности.
— Отправляю. Может, она сразу позвонит?
— Если сейчас она сидит и читает почту, то перезвонит. А может, начнет вредничать. Папина сестрица та еще стерва.
— А мне она всегда нравилась и вовсе не казалась стервой.
— Ты еще убедишься в моей правоте.
— Да? Ты хочешь сказать, что мне лучше не останавливаться у нее?
— Милая моя, если бы у нас были друзья или другие родственники, я бы не задумываясь отправила тебя к кому угодно, лишь бы ты не попала в руки Ло.
— Но у нее ведь лучше. И потом, ты сама всегда говорила, что я не способна жить одна.
— Да, пожалуй. Но ты можешь найти другую компанию. Со временем, конечно.
Эмили внимательно посмотрела на мать.
— Почему ты ее так не любишь?
— Не люблю?
— Да. Она что, когда-то перешла тебе дорогу?
— Да нет. — Иден передернула плечами. — Просто мы с ней слишком разные.
— Мама, а ты сама никогда не хотела уехать из этого города, из этого дома?
— Почему ты спрашиваешь?
— Иногда мне кажется, что эти стены тяготят тебя гораздо больше, чем то… чем память… чем… словом, что папы больше нет и все так вышло.
Иден выпрямилась, скрестив руки на груди, и надменно подняла брови. Эта поза всегда означала, что она оскорблена и намерена дать отпор. Эмили с безнадежным восхищением смотрела на нее. Нет, мне никогда не стать такой! Никогда у меня не получится так потрясающе держать спину и одним взглядом подчинять любого — от швейцара до президента отцовского холдинга.
— Видишь ли, девочка, наш дом со всеми его проблемами и историей принадлежит мне. И будет принадлежать мне. Ибо я это заслужила.
— Извини, мам. Я вовсе не хотела…
— Когда отец нас оставил и предал, именно мне выпало сохранить честь нашей семьи и честь этого дома. Я, конечно, благодарна вам с Мишель. Но все же основной груз лег на мои плечи.
— Я помню.
— Так вот, Эмили, я отсюда никуда не уйду. Потом, когда меня не станет, вы с Мишель поделите его пополам, завещание уже подписано… Не перебивай меня! А сейчас, если тебе со мной тесно, можешь уезжать. Я повторяю — я останусь здесь. И давай закроем эту тему. Кстати, твои деньги перевели целиком или как всегда содрали налог?
— Конечно, содрали. Но, знаешь… — Эмили восторженно втянула воздух, — для меня и восемьсот тысяч огромные деньги.
— Ты просто никогда не владела большими суммами, — холодно сказала Иден. — И запомни: если хочешь произвести благоприятное впечатление на людей из приличного общества, никогда не говори о деньгах с восхищением. Даже о больших деньгах. Приличные люди игнорируют деньги.
— Хорошо игнорировать, когда они есть.
— Ты вся в отца, Эмили!
— А разве это плохо?
— Просто вы с Мишель никогда не понимали вкуса настоящей жизни.
Эмили вздохнула.
— Нет, мама. Мы просто не придавали значения таким мелочам, которые почему-то ценятся в высшем обществе.
В холле заиграл телефон. Это был повод не продолжать дискуссию, и Эмили обрадовалась, выбегая из комнаты.
— Алло! Слушаю!
В трубке повисло недолгое молчание, потом раздался голос, заставивший ее вздрогнуть:
— Здравствуй, Эмили.
— Ричард?! — у нее пересохло во рту. — Это ты?!
Он нежно рассмеялся.
— Ну как ты?
— Я… никак. Я уезжаю, Рич. — Куда?
— В Нью-Йорк.
— В Нью-Йорк?! Прекрасно! Ты не представляешь, как это здорово! Я тоже еду в Нью-Йорк, буквально на днях.
Эмили побледнела и опустилась в кресло. Только не это! Их болезнь-страсть вымотала ее за последние два года до полного опустошения.
— Зачем ты едешь в Нью-Йорк?
— Я там буду жить. И работать. — Его голос как всегда был беззаботным. — Ну? Составишь мне компанию?
— Вряд ли. Тем более я не понимаю, в чем именно тебе нужна моя компания. В жизни или в работе.
— А я думаю, ты все понимаешь. Мы с тобой близкие друзья. И остаемся друзьями, несмотря на наши… мм… иногда далеко не дружеские отношения.
— Я буду жить у своих родственников.
— А я — у своего приятеля. И что? Но это не помешает нам…
Эмили разозлилась:
— Что вдруг ты туда собрался? В нью-йоркских барах платят больше?
— Представь себе, больше. И чаще. И девушки там красивее. Ха-ха-ха! Ну ладно, не обижайся, просто мы можем… поддержать друг друга в чужом городе, если что.
Она вздохнула.
— Я не думаю, что нам стоит это делать.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты понимаешь.
— Хорошо. Только, надеюсь, на нашу дружбу это не повлияет?
— Трудно повлиять на то, чего никогда не было.
— То есть как это «не было»? А что же, по-твоему, было?
Эмили поглубже забралась в кресло и тихо, чтобы не услышала мать или горничная, прошептала:
— То, что между нами было, Рич, вообще не поддается никакому определению. И давай оставим наши отношения под грифом «было».
— Не согласен, — дурашливым голосом заявил он, потом помолчал и тихо, с придыханием, добавил: — Я опять скучаю по тебе, девочка моя. Это и правда похоже на наваждение. Это неизлечимо.
Она не знала что сказать, горло сдавило спазмом. Так всегда было рядом с ним, даже если это «рядом» ограничивалось телефонными проводами. Надо было давно признать, что противиться этому искушению невозможно.
— Эмили, — снова позвал он. — Ну что ты молчишь? Эмили, я хочу тебя видеть… Как раньше.
— Рич, не звони мне больше никогда.
— Почему?
— Я надеюсь, мы в Нью-Йорке не встретимся. Прощай. — Она положила трубку и закрыла лицо руками.