Уже засыпая, Сима планировала завтрашний день: утром написать отчет для жены Арабского, позвонить самому Арабскому, узнать насчет Светланы и ее любовника, еще раз поговорить с нянькой, попытаться связаться с Викой, вечером - Гольдин...
* * *
Сима проснулась бодрая и свежая. Она закрыла глаза и вспомнила Кострова, его насмешливый взгляд, жест, которым он подавал ей руку, запах его теплой щеки, привкус табака на его губах... Она резким движением подняла сжатую в кулак руку и взвизгнула:
- Йес!
Через час она неслась по забитым транспортом улицам
Москвы в агентство. В полдень должна была прийти мадам Арабская
за вожделенными свидетельствами измены. Ну уж нет, она не могла подсунуть ее другу Мише такую свинью. Поэтому, когда, сидя в теплом офисе и прихлебывая противный растворимый кофе, она заканчивала отчет, Арабский в ее описании представал чистым и непорочным ангелом, спустившимся с небес и имевшим только один недостаток: некоторое пристрастие к алкоголю, да и то в силу духовной неудовлетворенности и душевного одиночества. Сей отчет мог даже из самого черствого сердца выдавить слезу и заставить каяться даже самую грешную душу. Ну, ясное
дело, только не мадам Арабскую. Оставив объясняться с ней Снегирева, Сима помчалась дальше, проверяя на ходу, хватит ли заряда у ее мобильного.
Из машины она позвонила Александре Васильевне:
- Я тут в ваших краях, рядом. Если вы не заняты, может, пригласите на чашечку чаю, он у вас просто замечательный, а на улице так сыро! - лисичкой запела Сима. Ей очень хотелось еще раз взглянуть на дом, поговорить с болтливой старушкой.
- Ой, деточка, конечно, как приятно, что вы
меня не забыли! - Александра Васильевна и впрямь обрадовалась. Может, по дороге чего-нибудь сладенького захватите?
- Непременно! - пообещала Сима и порулила в
ближайший "Перекресток".
Она припарковала машину у ворот и вошла во двор. Судя по неряшливо таявшему снегу, двор давно не убирали. Сима удивилась, как быстро становятся видны следы запустения. Александра Васильевна увидела подъехавшую машину и гостеприимно распахнула дверь, но не большую, дубовую, парадную, а боковую, неприметную, для прислуги. Здесь рядом была кухня и комната самой Александры Васильевны.
- Проходите, Симочка, как приятно, что навестили
старуху! Сижу здесь одна, как сыч, и словом перекинуться
не с кем. Чаек с мелиссой, с душицей, только что заварила. Садитесь к столу, грейтесь. Что нового?
Сима с удовольствием вытянула ноги, обутые в меховые хозяйские тапочки, взяла в руки знакомую цветастую чашку.
- Да какие новости? Светлана в тюрьме... - При
этих словах Александра Васильевна мелко сочувственно закивала. - Вот Вику найти не могу. Не звонила она вам?
- Как же, звонила. Бедная детка, такое горе, такое горе, сиротинушка. - Александра Васильевна попыталась впасть в кликушество и заголосить, как на похоронах.
Однако Сима довольно резко и невоспитанно ее оборвала:
- А что же трубку она не снимает, или ждет, что ее с
милицией на допрос привезут?!
Александра Васильевна мгновенно успокоилась.
- Ага, не снимает трубку, говорит, никого слышать
не хочет. А мне сама позвонила, голубка, ведь никого у нее, кроме
меня, на этом свете не осталось. - Голос ее взмывал все выше
и выше, приобретая истерическую пронзительность.
- А допрос? - громко и резко спросила Сима.
А как же допрос?
- Так допросили уже сердешную, нелюди. Им ведь все равно,
что у человека такое горе. Ах, деточка моя, ах, сиротинушка, зачем
пришла, зачем глупостей наделала? Я же видела все, видела! Что
же ты меня не послушала?! - обращалась сама к себе Александра Васильевна, раскачиваясь на стуле и глядя в одну точку.
У Симы даже пересохло в горле, и она отхлебнула горячего чаю, пытаясь сообразить, что происходит.
- Что же ты, голубка, как тать ночной прокралась? Что
же никого не пожалела? - продолжала нараспев страдать старушка.
Сима окликнула ее, но она не ответила. Тогда Сима
взяла ее за плечи и сильно встряхнула. Голова женщины безвольно
качнулась, из пучка волос выпали неопрятные седые космы.
Оставалось только одно средство: обрызгать ее водой, что Сима
и сделала. Поймав на себе осмысленный ее взгляд, Серафима строго спросила:
- Так когда это приходила Вика? В ночь убийства?
Вы ее окликнули? Что она сделала?
Александра Васильевна в отчаянии прикрыла рот морщинистой рукой и взирала на Симу с ужасом. По ее лицу стекала вода. Теперь главное - не позволить ей впасть в прежнее состояние. Поэтому Сима спокойно и твердо, держа ее за руку, сказала:
- Я поняла, в ночь убийства здесь была Вика. Она
прошла через черный ход мимо вашей комнаты, поэтому вы ее видели. Вы ее окликнули, но она не ответила, так?
Женщина молча кивнула. На ее лице был написан такой ужас, что Симе стало ее жаль.
- Когда она вернулась?
- Не знаю, быстро, я слышала, как захлопнулась дверь,
минут через пять. Я еще удивилась, зачем она приезжала, чтобы так
быстро уйти.
Внезапно старая няня упала перед Симой на колени и запричитала:
- Христом-богом молю, не говори никому. Я в милиции
не сказала и дальше отказываться буду, скажу, ты все придумала!
* * *
- Сергей, у меня новости! Надо срочно увидеться. Где
ты?
- В суде на процессе. Сейчас перерыв, суд на совещании,
быстро ответил Костров. - Когда ты можешь приехать?
- Мне нужно около получаса.
- Жду. Если заседание начнется, подожди, зал
номер восемь.
Через сорок минут Сима подъехала к относительно новому
зданию суда на севере Москвы. Она немного опоздала, заседание началось.
Дело рассматривалось в открытом слушании, поэтому она тихо проскользнула через боковую дверь и смешалась с сидевшими родственниками то ли потерпевших, то ли подсудимых. И у всех были напряженные лица, женщины сжимали в руках платочки. Преступники, парочка несовершеннолетних разбойников, довольно нелепо выглядели в специальной зарешеченной выгородке, как звери в зоопарке. Костров тихо переговаривался с другим адвокатом. Когда скрипнула дверь, он поднял голову, встретился с Симой взглядом и только слегка кивнул головой.
Сима много раз бывала в суде, особенно когда проходила
практику. С каждым годом помещения ветшали, компьютеры приходили в негодность, а судьи достигли того возраста, когда уже даже проблематично читать внукам сказки. Не из-за зрения, конечно.
Судья по имени Алла Тарасовна, зачитывавшая какую-то длинную малопонятную юридическую бумагу, похоже, работала еще с Вышинским и уже в те времена была зрелой дамой. Сначала до Симы донесся ее надтреснутый громкий голос с модными лет пятьдесят назад патетическими нотками. Заинтересованная Сима прищурила глаза, вглядываясь. Судья напомнила ей главную героиню из любимой в детстве книги "Безобразная герцогиня". Ужаснее всего было то, что Алла Тарасовна не хотела мириться с возрастом: неподвижное маскообразное лицо с отвисшими брылами покрывал слой пудры толщиной в палец. По этому грунту были нарисованы брови и глаза, причем неверной рукой автора, трясущуюся голову венчал огромный нейлоновый парик. Судейская дама обладала громким пронзительным голосом и явно склочным характером, и это, равно как и плохое понимание того, что происходит, можно было отнести к ее почтенному возрасту.
Допрашивая свидетелей, судья начинала их перебивать, не
давала им ответить, кричала, обвиняла во всех мыслимых морально-этических и экономических проступках и преступлениях и неизменно доводила до слез.
Молоденькая секретарь суда, пытаясь вести протокол, бросала вокруг недоуменные взгляды.
Прокурор задумчиво протирал очки, оставив попытки вникнуть
в происходящее. И только адвокаты выглядели невозмутимо, демонстрируя, что все идет как надо.