– Опять-таки умные твои речи… Да ведь дело-то у нас не к венцу, а к одной разговорке. Намерение твое будет – так мудрено ли парня досмотреть. Да хочешь – так дело сделаю, что сюда приедет, только бы знать мне, что сказать: велико ли приданство-то за доченькой твоей… Ведь тоже, матушка, и они к пустому месту не поедут… хоть небогаты, а тоже знают, что дворяне, с пустыми-то руками не захочется взять.
– А вот что у меня за ней приданство: что у меня есть – все ее; у меня она одна, мне некому отдавать.
– Ну и из денежек, может, дашь что?
– А вот, я тебе скажу, моя любезная: много ли, мало ли есть у меня денег, коли зять будет человек стоящий, все у дочери будут, мне не надо… а только жениху в руки денег не дам, потому ты сама знаешь: в наших местах еще отцу с матерью за невесту кладут… Ну, мне этого не надо, только бы и от меня уж не ждали… А будут жить хорошо, – будет зять почитать меня, старуху, – ни в чем не оставлю. Да полно-ка, что мы с тобой, точно и в правду у нас сватовство идет… Давай-ка лучше, Катерина, ужинать.
– Да, видно, уж быть делу так…
– Полно-ка, родимая, от разговорки до дела долог путь. Слезай-ка да поужинай с нами, чем Бог послал.
Катерина проворно разослала на столе толстую белую скатерть, поставила солонку, положила каравай хлеба и деревянные ложки, вынула из печи горшок с варевом, и хозяева вместе с богоданной гостьей принялись ужинать. Прасковья Федоровна подробно расспрашивала богомолку об ней самой: та назвалась государственною крестьянкою. Хозяйка усердно угощала ее, была ласкова и приветлива: очевидно, что мысль выдать дочь за столбового дворянина очень ей полюбилась, и она старалась задобрить будущую сваху. Когда последняя, после ужина, улегшись на полати, опять завела об этом речь, Прасковья Федоровна подробно расспрашивала об женихе, и хотя старалась сохранить прежний тон равнодушия, но не раз высказала желание посмотреть на жениха, под тем предлогом, что хорошего человека всегда лестно видеть.
Богомолка с своей стороны расспросила Прасковью Федоровну: кто у нее родные, нет ли богатых мужиков между ними, сколько у Катерины носильных платьев, какое у ней приданое, знает ли она полевую работу и проч. и проч.
На другой день, чем свет, богомолка проснулась и ушла, повторивши на прощанье, что она непременно покажет Прасковье Федоровне своего жениха.
II
Прошло несколько дней. Прасковья Федоровна совсем было позабыла о посетительнице и перестала думать о женихе-дворянине, как вдруг, в один праздничный день, когда она только что воротилась от обедни, к избушке ее подъехали сани, запряженные в одну лошадь.
Прасковья Федоровна выглянула в окно.
В санях сидели молодой парень и пожилая женщина. В последней она тотчас же узнала богомолку, в первом отгадала жениха. Быстро откинувшись от окна, она оглядела Катерину с ног до головы и велела ей уйти в чулан и не выходить оттуда, пока она не позовет, а между тем надеть другое платье, еще понаряднее. Катерина, тоже успевшая взглянуть в окно и догадавшаяся, кто приехал, проворно ушла из избы.
Под окном постучали кнутовищем.
– Кто тута? – спросила Прасковья Федоровна.
– Дома ли хозяюшка? – послышался знакомый голос.
– Да кого вам надобно?
– Прасковью Федоровну, хозяюшку.
– Да кто вы такие?
– Али не узнала, матка?… Старая знакомая: помнишь, богомолка-то была. Да вот ездила с барином в село на базар, да иззябли больно, так дай, думаю, заеду к Прасковье Федоровне: неужто не обогреет?… Позволь взойти?…
– Милости просим, милости просим.
Вместе с богомолкой вошел в избу парень лет двадцати двух, белокурый с прорыжью, остриженный в скобку, с лицом добродушным и глуповатым. На нем была грубого синего сукна поддевка, с борами, толсто стеганная на вате, шея повязана цветным бумажным платком. Неуклюже переваливаясь, вошел он вcлед за своей провожатой и, помолившись по ее примеру образам, молча поклонился хозяйке.
– Просим покорнейше садиться, дорогие гости! – приветливо проговорила Прасковья Федоровна, осматривая гостя и опоражнивая для него место в переднем углу.
– Вот сюда садитесь: к столу-то поближе! – сказала она молодому парню, который было уже уселся на лавке недалеко от дверей.
– Да ничего, все едино! – отвечал тот, лениво приподнимаясь с занятого места, и перешел на указанное.
– Какими это судьбами Бог принес? – обратилась хозяйка к гостье, усаживая ее рядом с барином.
– А вот поехали на базаре погулять, на людей посмотреть и себя показать – да и заехали к вам.
– Доброе дело… покорнейше благодарим… Ну, чем же дорогих гостей потчевать? Может, водочки прикажете? – обратилась она к барину.