Сказав это, он поднялся, подтянул штаны, сползавшие с его обширного живота, и распрощался со всеми.
— До завтра, коли господь желает, чтобы пауки по-прежнему сидели в одной банке.
На вершине холма за его обычным занятием — созерцанием гор встретил Сесилио-старший Педро Мигеля.
— Любуешься плодами своих трудов? — спросил лиценциат, усаживаясь на бугре возле молодого человека, с любовью оглядывавшего возделанные поля. — У тебя есть на это полное право; ведь, пожалуй, в таком отличном состоянии Ла-Фундасьон еще никогда не находилась.
— Если к делу подойти с любовью…
…оно всегда принесет добрые плоды, хочешь ты сказать. Ты прав. Земля!! Ты отдыхаешь, спишь или думаешь о других вещах, на минуту, на день или на месяц забываешь о ней, не смотришь на нее, но она не забывает о тебе, она не дремлет, она продолжает работать на тебя. И, когда ты возвращаешься к ней после сна, раздумий о другом или просто от других дел, она улыбается тебе и встречает тебя, говоря: «Смотри, что я сделала за это время. Вот здесь этому кусту дала новый росток, чтобы ветви у него были со всех сторон ровные, а тут посадила цветок, чтобы он радовал твой взор, а вон там добавила еще несколько зерен какао».
Сказав это, Сесилио-старший вдруг сам стал смеяться над своей сентиментальной откровенностью:
— Хе-хе-хе! Ну и наговорил же я глупостей, о матушке-земле! Верно, Педро Мигель?
— Это не глупости, дон Сесилио. Вы еще никогда так не говорили, и жаль, что вы замолчали, мое сердце так радовалось, когда я слушал вас.
— Да будет известна истина. Это не мои слова, а отрывок из книги Сесилио-младшего, который я запомнил наизусть.
— Да, теперь я припоминаю это…
— Он читал тебе свою книгу?
— Кое-что. Те места, которые, наверно, были мне больше понятны.
— Бедный мальчик!
Они немного помолчали, и затем Сесилио-старший снова вернулся к прерванному разговору.
— Асьенда в прекрасном состоянии! Нет ни одного клочка земли, который бы не давал урожая… И совсем иначе (я никак не могу понять это) обстоят дела в Эль-Альтосано, ты совсем забросил его, а ведь это твое личное владение…
— Нет, не мое, дон Сесилио, а дона Никто, как вы сами как-то сказали.
— Ох, и упрямый же ты, Педро Мигель! Ты уперся на своем, и нет сил выбить у тебя это из головы.
— Может, мое упрямство теперь совсем другого рода.
— Твое «может» показывает, что ты сам толком не знаешь причину своего упрямства.
— А к чему дознаваться, дон Сесилио?
— Да, ты прав. К чему узнавать путь, куда мы идем, если в конце концов мы попадаем совсем не туда, куда отправлялись?
Педро Мигель умолк, ковыряя сухим прутиком землю. Вдруг он сказал:
— А знаете, дон Сесилио, иногда приятней заниматься чужими делами, чем своими.
Это называется проявлять великодушие.
— Я говорю о земле. Трудиться в Ла-Фундасьон, которая не принадлежит мне и никогда не будет принадлежать, мне куда приятней, чем на своей земле. Не знаю, поймете ли вы меня, но это так на самом деле.
— Я тебя понимаю. Порой я поступал так же. Я возделывал землю дона Никто и потом, так же как ты, любовался ею.
— Когда же это было, дон Сесилио? Ведь вам, как я слышал, никогда не приходилось заботиться об Эль-Альтосано.
— Я имею в виду не эту ниву, а земли действительно дона Никто. Немало плодов выросло на нивах, где я заронил зерна.
— Какие зерна, отборного маиса или первосортного какао? В других семенах я не слишком разбираюсь, а в этих толк понимаю.
— Да, отборного маиса. Такого же, как ты и я, — ведь мы с тобой два чудака, которые болтают глупости на вершине несуществующего холма. Прости, пожалуйста, что забиваю тебе ими голову.
— Я ж говорил, что вы толкуете о таких вещах, которые мне и не понять.
— Нет, ты правильно понял. И я повторяю, что сеял зерна отборного маиса в полях дона Никто или, иными словами, в полях всего света. И, чтобы ты совсем уверился в том, что я говорю о реальных вещах, я поясню тебе: я засевал пустыри.
— Простите, дон Сесилио, но вас никогда не разберешь, то ли вы говорите всерьез, то ли шутите.
— На сей раз я говорю серьезно. И, если бы я сказал тебе, что в этих горах, где я столько бродил, в один прекрасный день появятся всходы на обработанных неизвестно кем участках земли, ты бы поверил?