— Я с Лениным нынче разговор имел…
— По телефону, Василий Иваныч?
Чапаев помедлил с ответом, затем утвердительно кивнул головой:
— По прямому. — И с жаром принялся рассказывать о встрече с Лениным во сне: — Буржуев всяких и беляков приказал громить до победы коммунизма. Напоследок и о тебе словечком обмолвился. «Как, говорит, Исаев Петр свои обязанности исполняет?» — «Отлично, говорю, Владимир Ильич, жаловаться не могу».
— Обо мне спросил! — ахнул Исаев и выронил из рук тяжелый, в нескольких местах залатанный сапог. — Как он про меня знает?
— Ну, вот еще! — хитро усмехнулся Василий Иванович и с гордостью добавил, разглаживая пышные усы: — Ленин да не знает!
Народный писатель
Голая сизая веточка бузины царапала пузырчатое стекло, и Чапаев, оторвавшись от карты, хотел было закричать «Брысь!», думая, что это кошка, но оглянулся назад, к окну, и рассмеялся.
Потянуло на улицу, грязную, серую, но такую бесшабашно весеннюю. Вздохнув, Василий Иванович посмотрел на часы и недовольный поспешностью времени, отложил их в сторону. До двух часов оставалось тридцать минут.
Четвертушка оберточной бумаги оказалась исписанной, и он полез в сумку. Измятые, потертые на сгибах сводки и приказы, испещренный записями блокнот, и ни клочка чистой бумаги. Встал, подошел к пузатому, поблескивающему начищенными медными ручками комоду, слегка прихрамывая на пересиженную ногу.
Выдвинул ящик. В беспорядке разбросаны запыленные книги с обгрызанными корешками сафьяновых переплетов.
Не дотрагиваясь пальцами до какой-то божественной книги с вытесненным на корке распятием, выдернул из-под нее тощую, без обложки, брошюрку. Перелистывал желтые листы, местами осыпанные пеплом от папироски, как вдруг внимание его задержалось на строчках:
«Раньше!.. Раньше-то за одно поглядение на русского человека там трешну платили. Я вот годов десять тому назад этим самым и промышлял. Приедешь в станицу — русский, мол, я! — Сейчас тебя поглядят, пощупают, подивуются — и получи три рубля! Да напоят, накормят. И живи сколько хочешь!»
Первые страницы в книжке оказались вырванными. Не особенно сожалея об этом, он медленно заводил по строчкам пальцем.
Прошло пять, десять минут. Сосредоточенность, интерес появились на лице командира. Он не заметил, как вернулся к столу, влез на него, поставил на стул ноги. Из опрокинутой аптекарской баночки черным ручейком потекли чернила. Когда слово поддавалось с трудом, Чапаев шевелил губами, хмурил лоб.
Ветер тормошил под окном бузину, голая веточка царапала мутноватое стекло. Громко тикали прикрытые картой карманные часы.
* * *В коридоре у двери чапаевского кабинета стояли два венских стула. На одном сидел Петр Исаев, на другом лежали разобранные части затвора. К стене прислонена смазанная ружейным маслом винтовка.
В штаб сходились вызванные на совещание командиры и бойцы.
— Есть кто? — шепотом спросил Исаева командир роты Лоскутов, кивнув на дверь.
— Один, — ответил ординарец и сердито покосился на перетянутого офицерским поясом бойца, шумно очищающего о порог грязные сапоги. — Крепкий человек наш Чапай, за десятерых работает. А с походом вот… и совсем ночей не спит. Думает все.
Лоскутов на цыпочках отошел к окну, присел на отсыревший подоконник.
В сенях громко разговаривали.
— На улице ветер и грязища страсть какая! — весело, беззаботно сообщил кто-то молоденьким ломким голосом. — Иду, а на заборе сорока. Ветер ка-ак раз ее под крыло, она и кувырк камнем на землю!
— Солнца надо, — глухо отозвалась простуженная октава. — Всходы в теплышке нуждаются. И для похода тож дорогам подсохнуть как бы надо.
В одной из комнат часы пробили два раза. Исаев вложил в магазинную коробку патроны и критически оглядел винтовку.
— Пойдет, — усмехнулся он, ощупывая масляными пальцами грани штыка.
Все были в сборе.
Одни стояли, прислонясь к стене, другие сидели на грязном, заслеженном полу, обхватив руками ноги.
— Долго что-то, — шумно вздохнул Соболев и оперся щетинистым подбородком о колено.
Молчали.
От нечего делать Василенко принялся переобувать лапти.
— А ты доложи — ждут мол, — посоветовал ординарцу Лоскутов: ему надоело неудобное сидение на подоконнике и он слез с него, затоптался на месте.
— Позовет, когда время придет, — отозвался Исаев.
— Гад! — вдруг возмущенно закричал за дверью Василий Иванович. — Вот гад!