Вдруг из оврага на сад обрушился ветер — злой, отчаянный, тревожащий душу до самой ее глубины.
Костик поежился и побежал к даче. На крылечке остановился, потопал мокрыми ступнями о рассохшиеся доски. Глянул на лопотавшие что-то неразборчиво деревья. В густой непроглядно мягкой тьме они все показались ему похожими друг на друга. Уже сгинул, умчался в неведомое остервенелым коршуном ветер, а стоявшие по краю оврага — невидимые во мраке — тополя все еще гудели, гудели по-стариковски ворчливо.
Снова поежившись, Костик зашлепал к постели, вытянув вперед руки, чтобы не ткнуться лбом о косяк двери.
Вся ночная комната пропахла яблоками-падалицами и тонким, еле ощутимым ароматом… Увядшим сенцом, цветущей гречихой тянуло от развешанных бабушкой по углам дачи сухих невзрачных пучочков неизвестных Костику трав. И почему ни разу днем не уловил он этого терпко-волнующего аромата?
Костик забрался в постель, согнал с подушки уютно устроившегося во вмятине от головы Мишку, накрылся одеялом. Он еще не спал, когда Тимка, кряхтя, внес в комнату чемоданы.
— Костик, ты шамать не хочешь? — спросил немного погодя Тимка.
Но Костик промолчал, притворился спящим.
Лежа на боку, лицом к стене, он слышал, как Тимка открывал шкафчик, как он что-то жевал.
«Жуй себе, жуй, носильщик! — думал язвительно Костик, сдерживая рвущийся из груди грустный вздох. — Эта рыжуха приучит тебя… Скоро будешь на Волге таскать сумку ее тетечки… С мочалкой и полотенцем».
Но вот Костик внезапно куда-то провалился. Провалился в безмолвное небытие.
Вернулся Костик к действительности лишь утром. И тоже внезапно. Открыл глаза и тут же увидел два новых чемодана. Один чемодан был коричневый, другой цвета беж. И оба они вызывающе сверкали никелированными угольниками.
«Здрасте! Откуда вы появились?» — спросил Костик чемоданы и сразу же вспомнил непроглядную темь вечера, мигающий свет тарахтящей машины, дрожащий шепоток Киры.
«Как мог Тимка такие шикарные чемоданы оставить на произвол судьбы? — снова настраиваясь на язвительный лад, подумал Костик. — Разве им у раскладушки, в самых Тимкиных ногах, место?»
Покосился на раскладушку. Тимка все еще дрыхнул, засунув под голову руки. Потом Костик перевел взгляд на подоконник. На подоконнике красовался гордый фрегат с алыми парусами. Слова «Чапаевец Круглов», четко выведенные вдоль борта белой краской, можно было прочесть даже отсюда, с топчана.
«Я подарю парусник бабушке, — подумал Костик. — Как только она приедет, как только войдет в комнату, я сразу и скажу: «Бабушка, это тебе». Придется сказать: «От нас с Тимкой». Ведь мы вместе строили фрегат. А обманывать бабушку — это не честно. Она не терпит неправды».
Через минуту Костик встал. Проходя мимо чемоданов, он лягнул пяткой сначала сверкающе-коричневый, а потом форсистый бежевый…
В этот ветреный день Кира так и не забрала чемоданы своей тети. Не было ее на даче и в следующие два дня. И все эти дни — от светла дотемна — Костик старался не быть дома. То играл на улице с ребятами в лапту, то ходил с Маришкой на Волгу. А вот вчера целый день пропадал с дедом Джамбулом в «Кривой баклуше» — на песочках тишайшей заводи у Студеного оврага. Удили, варили ушицу, купались.
Стоило же Костику возвратиться домой, как в глаза сразу бросались лоснящиеся новым дерматином чемоданы. От них несло нестерпимым запахом клеенки и крашеной кожи. Из-за этих чужих чемоданов Тимка сидел на даче неотлучно целые дни, все поджидая свою рыжую Киру.
Она появилась утром четвертого дня, облачного, нежаркого.
Костик собирал в березовый туесочек спелую вишню к завтраку, когда над высоким забором замаячила золотисто-огненная голова Киры.
— Приветик, мальчики! Это я! — с легким смешком сказала она. — Костик, а где Тима?
А Тимка уже летел, летел как на упругих парусах. Чтобы не бежать до колодца, он пригнулся, поднырнул под яблоневую ветку и остановился у бака с водой. У того самого железного бака, в котором еще недавно счастливые братья пускали свой крохотный парусничек.
— Где это ты?.. Здравствуй, пропадущая! — запинаясь от волнения, сказал Тимка. — Целую вечность не виделись!
Кира опять засмеялась, сердечно и приветливо.
— Я и сама, Тима… Но тетя… Ох, уж эти избалованные тети-генеральши! Собиралась отдыхать у нас на даче, а теперь: «Поеду в Крым, только в Крым!»