— Вэд отлить пошел, — сообщил Пух.
— Ага. — Марек заглянул в мой стакан, потянул носом, поморщился. — Ну, ты неисправимый, Бедуин! Опять эту дрянь пьешь. И снаряжение, я смотрю, у тебя — полный отстой…
На мне и впрямь были простые камуфляжные штаны, старый растянутый свитер и прорезиненная ветровка с капюшоном. Никакого бронежилета, а уж тем более бронекостюма.
Как я, одевались в АТРИ только две категории бродяг: беглые зэки, которые только-только сдернули с рудников и еще не успели заработать ни гроша, и спившиеся неудачники, которые не умеют или, по каким-то причинам, уже не могут собирать хабар, например из-за болезни или увечья. Последним приходилось до конца жизни носить старье, питаться объедками и зарабатывать на стакан самогона мытьем сортиров.
Я не подходил ни под одну из этих двух категорий — являлся единственным исключением из правил, что порождало среди бродяг неуемное любопытство и слухи, один нелепее другого.
Правды о моей мутации, естественно, никто не знал. Вернее, знал только один человек — Александр Разенков, генетик со Стрелки. Остальные терялись в догадках, не понимая, куда я трачу заработанные — и весьма приличные по меркам АТРИ — деньги.
Да, деньги я зарабатывал огромные, и все же их едва хватало на ежемесячные платежи за себя и Потапа.
Честно признаться, за прошедший год у меня не раз мелькала мысль забрать Леху со Стрелки. Пусть ходит со мной или ждет в каком-нибудь заброшенном домишке. Но я не делал этого по одной простой причине — Разенкову удалось стабилизировать состояние Потапа. Лешке не сделалось лучше, но и деградировать дальше его мозг перестал. Как уверял Разенков, такое равновесие могло продолжаться бесконечно долго, но только в одном-единственном случае — если Потап постоянно будет находиться под воздействием лекарств и квантовой терапии — нового слова в науке.
Так что Лешка по-прежнему оставался под присмотром Разека, а я мотался день и ночь по тайге, зарабатывая бабло на содержание Потапа и собственную сыворотку от мутации. Несколько раз я пытался добраться до Золотого гольца, но так и не смог отыскать дорогу к «Ущелью перехода». Оно исчезло, словно его никогда и не было. Золотой голец по-прежнему оставался неприступным, тщательно оберегая и свои сокровища, и свои тайны. А мне приходилось порой за день одолевать по пятьдесят километров ради одной-единственной погремушки или пары перышек.
Чтобы в срок рассчитываться с Разенковым и Вишневским, я экономил не только на еде, жилье и одежде, но, что хуже, и на снаряжении. Я был вынужден довольствоваться необходимым минимумом: слабеньким биноклем, КИПом устаревшей модели с простейшим вариантом анализатора, обычным армейским компасом и дозиметром.
Самым дорогим предметом экипировки у меня являлся прибор ночного видения. Вот он и в самом деле был хорош — с отличной мощной оптикой и инфракрасной подсветкой. Я разорился на него, чтобы иметь возможность бродить по АТРИ не только днем, но и ночью. Последний год я тратил на сон не более трех-четырех часов в сутки, все остальное время занимаясь поиском хабара или выполняя всякие заказы.
Я знал, что обо мне среди вольных бродяг ходят легенды одна круче другой. Будто бы я голыми руками удавил шептуна. В одиночку уничтожил ловчую группу Братства Чертей. Затем проник в заброшенный урановый рудник и сумел выйти оттуда живым, прихватив такой редкий хабар, который большинство ветеранов-бродяг даже в глаза не видели. Кроме того, поговаривали, что, выполняя заказ группировки Косматого, я расправился со Жженым — главарем одной из бандитских бригад. И прочее, прочее, прочее.
Конечно, эти россказни и рядом не стояли с истиной. Хотя и с шептуном мне, безоружному, довелось иметь дело, и Жженого гасить, и через ловчую группу Чертей прорываться. В урановый рудник, правда, не спускался — там радиация, а мне лезть на рожон не с руки.
Благодаря сыворотке Разенкова моя мутация затормозилась, не стала развиваться дальше. Я по-прежнему был обычным человеком, без всяких там сверхспособностей вроде телепатии, регенерации или невосприимчивости к радиации. Лучевая болезнь могла убить меня с той же вероятностью, что и пуля — точно так же, как и любого другого бродягу. Но, несмотря на опасность, я и в самом деле частенько проникал туда, куда не сунется даже самый безрассудный хуги. А потом бродяги на привале пересказывали друг другу байки о некоем загадочном Бедуине, который шептунов чуть ли не на завтрак ест и живоглотами закусывает.