— Джентльмены, хотите знать, как мы называем человека, который запаниковал под обстрелом? Позвольте, я вам это объясню. С технической точки зрения, джентльмены, человек, запаниковавший под обстрелом, называется «мишень». Солдаты такого типа добавляют очков противнику еще до конца первого же осушенного участка. Потому, заслышав вокруг стрельбу, вы не должны паниковать. Вы не должны съеживаться от страха. Вы не должны испытывать ни малейших опасений или смятения. Вместо этого вы должны думать. Это ваш единственный способ выбраться из передряги. Вас спасут лишь логика и здравый смысл. И что же нам говорят логика и здравый смысл, джентльмены? А вот что они говорят: когда в вас кто-то стреляет, единственный рациональный ответ на это — быстро и бесстрастно привести врага в такое состояние, чтобы он не имел более возможности стрелять в вас. И никакой разумной альтернативы этому способу действий, джентльмены, не имеется.
Дейв представил себе план сорок пятого этажа. Коридор, в котором он угодил в ловушку, вел на восток, проходя мимо полудюжины служебных помещений — комнатушек, которые занимали помощники и референты руководящих работников. Двери этих кабинетов располагались примерно в двенадцати футах друг от друга. В дальнем конце коридор пересекался с другим, идущим по периметру здания. Там обитало руководство.
Да, кстати. Пожарные выходы. Их было три: тяжелые металлические двери, выходящие в лестничные колодцы. Один из них располагался… за этим коридором, но где? Примерно в двадцати — тридцати футах. Если Рэнсом настолько хорош, как Дейв предполагает, то Дейв превратится в покойника задолго до того, как добежит туда.
«Но с другой стороны — ты и так, считай, покойник. Рэнсом ведь упомянул про вооруженную группу. Они, возможно, внизу, в вестибюле, ждут лифта. Шевели извилинами, приятель, тебе осталось дышать три-четыре минуты».
Насмешки внутреннего голоса заставили Дейва скривиться. Рэнсом. Его единственный способ выбраться наружу — пройти мимо Рэнсома. Дейв приложил ладонь рупором ко рту и позвал:
— Эй, Рэнсом!
— Да, мистер Эллиот? Чем могу помочь?
Голос Рэнсома звучал ровно и безучастно. Если что в нем и чувствовалось, так это расслабленность.
— Я сожалею насчет вашего друга, Карлуччи.
— Не переживайте. Я его почти не знал.
— Вот и хорошо. Кроме того, я думаю, вы должны признать, что это ваша вина.
— Да ну? И почему же?
В голосе Рэнсома не слышно было ни малейшей заинтересованности.
— Вы тут за старшего. К тому же вам следовало бы понимать, что, если я прошел мимо Берни, я почти наверняка забрал его оружие.
Последовала короткая пауза, потом Рэнсом отозвался:
— Засчитано.
Голос его по-прежнему был совершенно бесстрастен.
«Что ж, эта идея не работает. У тебя не получается заставить его потерять самообладание. Кстати, на что спорим, что вооруженная группа уже в лифте?»
(«Думайте, джентльмены. Думайте быстро и думайте хорошо».)
Дейв оглядел свой закуток. Тот был чуть больше трех футов в глубину, со стенами, оклеенными, как и все здешние кабинеты, плотными бежевыми обоями. В шести местах в покрытии зияли рваные отверстия, а за ними виднелась пустота. И больше ничего, не считая небольшого красного ящичка с надписью «Пожарная сигнализация».
Дейв протянул левую, забинтованную, руку, рывком распахнул ящичек и дернул за рычаг. По коридорам разнесся пронзительный вой сирены. Он напоминал вой циркулярной пилы, вгрызающейся в лист металла; у Дейва даже зубы заныли.
Рэнсом крикнул, перекрывая сирену:
— Зря, мистер Эллиот! Мы просто скажем, что это была ложная тревога.
— А вы подумайте, Рэнсом! — крикнул в ответ Дейв.
— Что вы… Ага! Отлично, мистер Эллиот. Вы остановили лифты, верно? Инструкция требует, чтобы при пожарной тревоге они автоматически возвращались на первый этаж. Превосходный шаг. Просто великолепный.
— Спасибо.
— Мои поздравления. Вы выиграли некоторое время, хотя я полагал, что у вас его не будет. Однако не сомневайтесь, мои люди воспользуются лестницами.
Кажется, Рэнсом умолк. Нет, не умолк. Дейв расслышал его голос, заглушаемый сиреной. Вероятно, он объяснял кому-то по радио сложившуюся ситуацию.
«Хм. Скверно. Тебе не нужно, чтобы он говорил со своими людьми. Тебе нужно, чтобы он разговаривал с тобой».
— Рэнсом!
— Слушаю, мистер Эллиот.
В тот самый момент, как Рэнсом отозвался, вой сирены стих. От внезапно наступившей тишины Дейв вздрогнул.
(«Вы не должны паниковать. Вы не должны съеживаться от страха».)
— Рэнсом — это ваше настоящее имя?
— Нет.
— А Джон?
— Нет.
— А вы не хотите сказать мне, как вас зовут на самом деле?
— Нет.
— Вы не возражаете, если я буду звать вас Рэнсомом? Или лучше Джоном?
Рэнсом подумал.
— Лучше Рэнсом.
— Отлично, пускай будет Рэнсом. Мистер Рэнсом, я хотел бы попросить вас об одной услуге.
— Валяйте.
— Скажите, почему вы здесь? В смысле, из-за чего все это?
— Извините, не могу. Могу сказать лишь одно: ничего личного. Надеюсь, вы это оцените.
Дейв подпустил в голос горечи.
— Премного благодарен. Но почему вы не можете мне сказать? Это что-то такое, чего мне не следует знать?
— В этом роде.
«Он принюхивается к приманке. Теперь попробуй немного поныть».
— Ну тогда ладно. Но какие у меня варианты? Мы не могли бы договориться?
— Боюсь, нет, мистер Эллиот. Из этой ситуации есть только один выход. Лучшее, что я могу предложить вам, — сделать это безболезненно. Припомните ваш военный опыт — и вы поймете, что я имею в виду.
Дейв прикусил губу. Что этот человек знает о его армейском досье? И как он смеет припутывать это сюда?
— О чем вы?
Голос Рэнсома потеплел. Смена интонации была едва заметной, но она была.
— Вчера ночью я прочел вашу старую папку номер двести один.
«Всего лишь вчера ночью? Что за чертовщина?…» Рэнсом продолжал:
— Похоже, мы с вами получили одинаковую подготовку, в одном и том же месте. Элитная академия изящного этикета дядюшки Хо. Вы были из резервистов. Ну а я был девяностодневным чудом. Но это сейчас неважно. Важно другое: хоть я и побывал там раньше, мы с вами были в одних и тех же частях, в одних и тех лее местах, в одной и той же преисподней. Мы даже докладывали одному и тому же командиру.
— Мамба Джек! — выпалил Дейв.
Плохо, очень плохо.
— Да, полковник Крютер. Я был в его команде, как и вы. А Джек брал к себе лишь людей определенного сорта. Таких, как я, таких, как вы. Особенных людей.
Дейв заставил себя рассмеяться.
— Рэнсом, вы что, пытаетесь сказать мне, будто считаете меня крепким орешком?
— Вы сами это знаете, приятель. Иначе бы на вас не напялили зеленый берет. Вы его носили. Я его носил. Мы те, кто мы есть.
Дейв не хотел этого слышать.
— Возможно. Но я уже давно другой.
— Не думаю. Если уж вы были одним из нас, вы навсегда останетесь одним из нас. — Голос Рэнсома задрожал, в нем звучала воинская гордость. — Это все равно что быть коммунистом или католиком. Этого не бросишь. Подумайте сами: вы до сих пор сохранили навыки. Вы по-прежнему профи. Не верите мне — спросите Карлуччи.
— Мне просто повезло.
— Не думаю.
(«Вас спасут только логика и здравый смысл».) Дейв повысил голос; теперь он говорил быстрее, с рассчитанной нервозностью.
— Ну ладно, ладно. К чему вы клоните?
— Да очень просто. Вы отслужили свое достойно, во всяком случае, до последнего эпизода…
— Некоторые сказали бы, что это был единственный эпизод, где я показал себя достойно! — огрызнулся Дейв.
— Да, — протянул Рэнсом, — но мы с вами знаем, что это за «некоторые». Но я говорю о том, что вы носили военную форму, служили там, где служили, и притом вместе с лучшими.
— Ну так и что?
— И потому вам кое-что причитается от меня.
Дейв еще повысил голос:
— И что же?
Теперь он почти визжал.
— Одна услуга. Всего одна. Сначала вы кидаете мне свою дурацкую пукалку. Потом вы выходите и становитесь как положено. Вы ведь не забыли, как положено? На колени, руки за спину. Вы опускаете голову, а я делаю остальное. Чистенько и аккуратно. Это лучшее, что я могу вам предложить, мистер Эллиот. В противном случае… что ж, приятель, нас ждет очень суматошное утро.