Губы мамаши в рыбьем жиру, мелких костях и чешуе исказились в крике:
— Что ты ноешь?! Ты видишь — мама занята?! Дай поговорить! Я сколько раз тебе говорила, что когда взрослые разговаривают, нельзя влазить! Не стой, иди побегай! Стоишь — поэтому замёрз!
— Ну я устал, мама… — ныл ребенок и обнимал её за мясистую ногу.
— Иди купи себе в ларьке «Сникерс». Возьми деньги в сумке, а то у мамы руки грязные…
Ребенок полез в сумку, достал деньги и убегая крикнул: — Ещё и жвачку, хорошо?!
— Хорошо, хорошо… — ответила мама, разрывая новую рыбу. — Заебал: тошнотный, как и его папа.
Парни стояли рядом: один какой-то толстый, видимо успешный, в брюках, рубашке и остроносых туфлях, другой в шортах ниже колена, футболке без рукавов, шлёпках и натянутых по самые не могу носках. Рядом с ним стоял пакет с ручками, из которого торчал уровень для плитки.
— А мне похуй: я свою работу сделал! Бабки получил. Могу себе позволить пива взять, рыбы… Могу по настроению коньяка ебануть… по-домашнему, с семьёй. А с этими алкашами я бухать не хочу — они заебали: «Купи сто грамм, купи сто грамм». Идите работайте и покупайте!
Парень в туфлях одобрительно кивал. Пацаны с параллельного класса. Как время быстро летит… Я махнул им головой, они махнули в ответ: тут на поселке все друг друга знают.
Еле доковылял домой. В манежике спит сын, рядом жена — вот оно моё счастье. На душе становится легче. Главное, чтоб у них всё было, а я всё для этого сделаю.
Я никогда не бужу жену, чтобы она меня встречала с шахты и кормила. Этот ритуал шахтерских семей мне кажется эгоистичным по отношению к ней. Я сам разогреваю себе еду, кушаю и, несмотря на усталость, читаю. Максим Калашников «Битва за Небеса». Нога болит что-то сильно, распухла — высплюсь и пойду в больницу.
ХАНДРА
Притчи Соломона: «Бедного ненавидят все братья его, тем паче друзья его удаляются от него: гонится за ними, чтобы поговорить, но и этого нет.»
— Братан! Здорово! Как сам?! Как дела?
— Та нормально. Ты как?
— Да, что… сижу… Читал тут книгу одну интересную…
— Слушай, давай я тебе перезвоню, а то я сейчас занят немного.
— Окей.
— Алло. Привет дорогая! Как ты?!
— Привет. Та ничего, дома сижу… Сейчас буду готовить… Давай потом тебе перезвоню…
Когда-то я отказывал в общении любимым людям. Эгоист. Просто поговорить им хотелось, а мне нет. Что посеет человек, то и пожнет: сейчас я в такой ситуации. Ничего, бывает. Зачем общаться с тем, от кого никакой пользы, а могут ещё и проблемы возникнуть?
Бля, скучно. Боевой работы нет: несколько раз ещё выезжали на передок по разным мелочам и то, я сам, по своей инициативе, напрашивался.
Чуйка какая-то хреновая. В последнее время окружающая атмосфера стала прямо физически давить на сердце. Я старался не выходить из комнаты: депрессия сковала меня и, казалось, что если я буду всё время лежать на кровати, закутавшись в спальник, то я в безопасности. Я не включаю свет — он меня раздражал — пусть думают, что я сплю. Меня раздражали все, кто звал меня куда-либо. Я выходил только в туалет и чтобы поесть в столовку. Все напоминало стих Бродского:
«Не выходи из комнаты, не совершай ошибку…
За дверью бессмысленно всё…
Только в уборную — и сразу же возвращайся…»
Блять, он гений.
Моя душа начала ощущать некую враждебную атмосферу, которая начала опутывать меня какими-то невидимыми нитями: глаза души видят больше, чем наши физические глаза. Я не мог это объяснить, но понимал, что что-то выдавливает меня с места, в котором я сейчас нахожусь. Почему вдруг меня пугают люди, которые раньше радовали? Откуда пришел страх?
Позвоню-ка я своей казачке с Новоазовска. Она, наверно, единственная, кто сейчас поговорит со мной с удовольствием.
— Алло. Привет, бэйба. Как ты?
— Ой, привет! Как ты там?! А я переживала. Смотрю тебя нигде нет: ни в ВК, ни на связи… Так я Юльке звоню, думаю, мало ли, может они хоть там с Ванькой и поругались, ну, может телефон остался, думаю… А она, прикинь, сама хотела мне звонить: она свой телефон на, как ты говоришь, лохопляске потеряла… Бухая ж наверно была… Ну короче…
Казачка продолжает щебетать, а я думаю о том, что нет ничего постоянного в этом мире: я жил в одном месте, сейчас живу уже в другом и до этого поменял уже мест шесть. Была у меня одна женщина, сейчас другая. Сейчас одни люди окружают, а раньше другие. И всё, что сейчас рядом, тоже непостоянно.