— Наташа! — Азиза прижала руку ко рту, — я и не знала, бедная моя.
— А они… они ничего не сказали мне, от соседки узнала, а еще мать называется…
— Я понимаю, — кивнула Азиза, — ну успокойся, не плачь… пошли ко мне, Нугманчик приехал, такой здоровенный стал, не узнаешь.
— Ну… я не знаю, — пожала плечами Наташа, но после недолгих уговоров подруги согласилась, — пошли. Поговорим, я знаю, мне станет легче, так всегда было.
— Ну вот, — обняла ее Азиза, — наконец-то ты теперь это признала, — она поцеловала подругу в щёку, — идем, а вечером Нугман отвезет тебя домой.
Они взялись за руки и направились в сторону дома, где жила семья Ахмедовых. Азиза была из богатой семьи, ее отец Ахмед Алиевич работал директором базы мясокомбината, а мать директором Дома Быта в самом центре города. Потом через год, Наташа будет именно там начинать работать, Мадина Магометовна была очень доброй и понимающей женщиной, она с радостью помогла Наташе, когда та пришла устраиваться на работу, учеником закройщика. Тогда она получала копейки, но многому научилась и была рада и тем крохам, что могла заработать в свои пятнадцать.
Когда они устроились на уютной лоджии дома Ахмедовых, Наташа ощущала себя такой счастливой.
— Вот были бы мы сестрами. — Мечтательно протянула Азиза, и словно читая мысли подруги, спросила: — Что с твоими-то стало, ничего не могу понять, прости, наверное, не нужно говорить об этом, — она взяла подругу за руку.
— Тебе можно, — вздохнула Наташа, — а так, знаешь обидно, когда родителей алкашами называют. А ведь самое обидное, что все кругом правы.
— Тебя же тетя Лена в Артёмовск звала.
— А как же ты, Сережка, у меня ведь там ни кого нет, там буду совсем одна, — Наташа с такой тоской посмотрела на Азизу, что той стало не по себе. — Зизка, как я там буду без всех вас?
— Ничего, все образуется, пойдешь в техникум, ты уже решила куда?
— Не знаю, — пожала плечами Наташа, — Сережа идет на будущий год в профтехучилище, и я пойду, только еще не выбрала на какой факультет.
— А сама, что думаешь? — настойчиво спросила Азиза.
— На художника оформителя, мне всегда нравилось рисовать.
— Но так это тебе нужно в училище культуры.
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво покачала головой Наташа, — а там есть факультет, где учат моделировать и шить одежду, типа закройщика, но… как бы это сказать с фантазией, — девочки рассмеялись.
— Так тебе туда и надо, «с фантазией»!
— Брось ты, Зизка, — отмахнулась Наташа, — я, что тебе будущий модельер?
— А почему бы и нет, — серьёзно ответил Азиза. — Пойдем, чай пить, Нугман привез из Махачкалы столько всего вкусного: сладостей, орехов фруктов, так что мы сейчас устроим пир.
Дверь на кухню тихо отворилась, и в дверном проеме появилось заспанное лицо Нугмана, на котором вспыхнула приветливая улыбка обращенная явно не к Азизе.
— Нугман, мы тебя разбудили? — спросила Азиза своего старшего брата. Это был высокий широкоплечий парень с копной густых вьющихся волос и темными глазами.
— Ваш хохот кого хочешь, разбудит, — улыбнулся Нугман и ласково потрепал по волосам сестренку. — Да уже хватит спать, ты, я слышал, чай обещала, — лукаво улыбнулся он и, подмигнув Наташе, добавил, — так выросла, девушка прям взрослая, скоро можно за муж отдавать.
Наташа, смущаясь, отвела глаза и, повернувшись к Азизе, взяла из её рук чашки.
— Вы тоже изменились, уже мужчина… взрослый.
— А помнишь, курносая, как я вас на плечах таскал, и мы так дурачились во дворе, когда я еще учился в школе.
— Да, Нугман, — улыбнулась Наташа, — это было так давно, мы еще все тогда были детьми, а теперь, я не знаю, как вас называть, перед глазами стоит тот худой длинный мальчишка с оттопыренными ушами, а сейчас мужчина.
— Что ты заладила мужчина — мужчина, ну, — он шутливо толкнул её в бок, — ты меня еще дядей назови, — Наташа рассмеялась, — самой смешно. Так значит, ни каких выканий, словно, я древний саксаул, ты для меня как сестренка, поняла?
— Ага, — улыбнулась Наташа, и они пожали друг другу руки, как тогда в старые добрые времена, которые величают детством, и которое уходит безвозвратно, словно перевернутая страница в книге жизни.
Они еще немного поговорили, потом Нугман посмотрев на часы, сказал, что ему нужно уйти.
— Скажешь отцу, я к Журавлеву.
— Хорошо, купи нам газировки, когда будешь возвращаться? — попросила Азиза.
— И мороженого, — закончил он, — обязательно ящик мороженого и три килограмма газировки.
Девочки рассмеялись его шутке, а Азиза добавила, что только «Тархун» или «Буратино».
— Буратино я может, и выстругаю, а вот тархун здесь не растет, с этим будут проблемы.
Когда Нугман ушел, девочки принялись за виноград и персики, Наташа чувствовала себя такой счастливой, что немного отвлеклась от произошедшего дома.
— Можно я тебя кое о чем спрошу? — вдруг серьезно посмотрела на нее Азиза.
— Ну, спрашивай, — ответила Наташа, доедая сочный персик.
— А вот если бы мы тебя все удочерили, ты бы согласилась?
— Что ты, Зизка, тебе иной раз такое в голову придет, это же надо такое выдумать!
— Нет просто, когда я увидела тебя в окне такую несчастную…
— Стоп, — Наташа строго посмотрела в глаза подруги, — только не надо меня жалеть, иначе я обижусь.
— Я не хотела тебя обижать, просто ты моя лучшая подруга и я не хочу, чтобы тебе было плохо.
— А сейчас, знаешь ли, мне очень хорошо, а то, что дома, предки со своей пьянкой, они же меня не трогают, и я их не трогаю, окончу техникум, комнату дадут в общежитии, начну новую жизнь, просто нужно немного подождать.
Азиза обняла подругу и сказала, что если что, она все для нее сделает.
— И я, — кивнула Наташа, — все у меня будет хорошо, только нужно немного времени.
Пролетел год. Вот теперь Наташе пятнадцать и она учится на модельера-закройщика, подрабатывая в ателье Мадины Магометовны матери Азизы. У нее еще не все получается, но закройщица тетя Валя хвалит её и говорит, что через год, доверит ей раскрой пиджаков и пальто.
Наташа была отличницей и лучше всех училась на факультете, преподаватели говорили ей, что нельзя останавливаться и после окончания техникума поступать в институт. Ей все давалось легко и все ребята хотели с ней дружить потому, что с ней было просто. Наташа старалась не думать о том, что вечером ей придется вновь возвращаться в свою квартиру, где только в своей комнате, она могла обрести покой.
После занятий, она спешила в ателье, а потом бежала домой, делала уроки и уходила до поздней ночи, чтобы не слышать пьяного разгула матери и ее дружков. Теперь у нее был ненормированный рабочий день. Директор школы предупреждал Веронику Анатольевну, что систематическое пьянство ни к чему хорошему не приведет, и после того, когда она послала его при коллегах учителях в место не столь отдаленное, терпение Евгения Саврасовича лопнуло. Он покраснел, потом побелел и, стараясь не потерять самообладание, сказал, что Вероника Анатольевна больше не будет работать преподавателем.
— Таким, как вы не место в школе, — добавил он и, стукнув кулаком по столу, велел ей выйти вон.
— Ты представляешь, — жаловалась Вероника Анатольевна дочери, — этот старый козел, мне еще будет кулаком по столу стучать. Ты куда? — непонимающе спросила она выходящую в коридор дочь.
— Не могу я больше, мама, — Наташа вырвала свою куртку из ее рук, — теперь на что жить мы будем, на мою стипендию?
— А тебе что еще платят и сколько? — спросила Вероника Анатольевна.
— Мама! — Наташа резко встряхнула ее за плечи, — ты не понимаешь?! Что ты себя убиваешь, и ты губишь меня! Я не могу сюда привести друзей, Сережку, Азизу, в техникуме я скрываю правду о тебе и мне больно говорить о тебе, слушать перешептывания соседей. Знаешь все это где у меня?! — Наташа постучала ребром ладони по подбородку. — Тебе надо лечиться, иначе… иначе в один прекрасный день я не вернусь домой.