Этот эгоист мог бы продержаться чуть подольше, раздраженно подумала Лоррейн.
Она грызла карандаш, и ее мысли бродили от миссис Арчер к Керри Лэмсдон, а затем к Ричарду Кингстону и обратно.
Она тяжело вздохнула и пробормотала:
— Черт бы побрал это кровавое дело!
Лоррейн бросила на стол листок, который уже изучила, и устало взяла следующий. Пробежав по нему глазами, она подсознательно что-то учуяла. Лоррейн снова просмотрела список, на этот раз более внимательно. В нижней половине листа был зафиксирован звонок Кингстону из «Голубого льва». И разговор длился добрых полчаса.
— Есть! — Лоррейн сжала кулаки. — Попался, мерзавец!
Она моментально соскочила со стула, понеслась по коридору и с грохотом ворвалась в комнату, где проходил допрос:
— Одевайся, Люк! Негодяй у нас в кармане!
Ноздри миссис Арчер раздулись, как будто она отсюда почувствовала запах Кингстона. Она медленно повернула голову и посмотрела на Лоррейн, которая встретила ее таким холодным взглядом, что миссис Арчер первой отвела глаза.
Керри собралась с силами. Выпрямившись и высоко подняв голову, она посмотрела на своего отца. Она увидела в нем черты Марка, но очень мало своих, слава богу.
Так это он?
Она ничего не почувствовала.
Никакого внезапного прилива эмоций, как она это себе представляла. На месте отца в ее сознании оставалась все такая же пустота. И хотя это место принадлежало ему по праву, Керри знала, что этот человек никогда его не займет.
Он же, должно быть, что-то почувствовал, так как в его глазах сверкнуло невольное восхищение, когда он увидел ее гордую позу.
— Отец! — сказал Марк, и Кингстон перевел взгляд на своего сына. — Почему ты это сделал? Как ты мог так поступить?
Керри, не подозревавшая об ужасах, скрытых в потайной комнате, и не осознающая, как опасен на самом деле Кингстон, подумала, что Марк говорит о том, что его заперли.
— Все потому, что этот мерзавец сумасшедший! Он совершенно безумен! Он практически разрушил всю нашу жизнь. Ты превратил маму в алкоголичку! Просто потому, что она не хотела иметь с тобой ничего общего. Ты всего лишь грязное ничтожество!
— Хватит! — рявкнул Кингстон. — Ты, конечно, можешь быть моей дочерью, но, ради бога, попридержи свой грязный язычок! Ты ничего не знаешь о том, что тогда происходило, — ты слышишь меня? Ничего!
Марк был ошеломлен, услышав слово «дочь», но Керри снова накинулась на отца:
— О, так теперь я твоя дочь, да? Да как ты смеешь! Ты не желал меня знать с тех пор, как я родилась. Пока ты не принялся ошиваться на стадионе, как какой-нибудь псих! И я, черт побери, буду говорить так, как мне нравится! Ты не заслужил права, чтобы я называла тебя иначе.
Лицо Марка стало белее снега.
— Керри, пожалуйста, не говори больше ничего. Ты не знаешь, какой он…
Он вскрикнул от боли, когда отец яростно ударил его по лицу, разбив в кровь губу:
— Заткни свой рот, мальчишка!
— Ах ты, бессердечная сволочь! Оставь его в покое! — закричала Керри, направляясь к Марку, но Кингстон преградил ей путь.
Возвышаясь над ней, он сказал:
— Он мой сын и будет делать так, как я скажу. И знаешь что, дочь? Ты тоже.
— Ты сумасшедший, приятель, ты настоящий псих! Мы с Марком уходим отсюда и больше не хотим тебя видеть, никогда!
— Заткнись! — закричал он, обрызгав слюной ее волосы.
— Ах ты… — Больше она ничего сказать не успела. Кингстон ударил ее так же сильно, как и Марка.
Оглушенная ударом, Керри ничего не смогла сделать, когда он сдавил ее шею. Другой рукой он схватил Марка, а затем поволок их к все еще открытой двери подземной комнаты. Керри, с перевязанной рукой и кровоточащей губой, сражалась изо всех сил, но Кингстон был сильнее, и она знала, что у нее нет шансов.
— Я проучу тебя, маленькая сучка! — закричал Кингстон. — Ты что, подумала, что можешь со мной справиться?
На мгновение Керри почувствовала, что начинает сдаваться. Она так яростно боролась, чтобы найти Клер, но она не знала, остались ли у нее силы, чтобы сражаться дальше. Она была истощена. Ей было больно. Кингстон был намного больше и сильнее ее. Возможно, ей оставалось только сдаться и…
— Стоять! — Неожиданно за их спинами раздался голос, который Керри так хорошо знала и о котором молилась.
— Как раз вовремя, Робокоп, — выговорила она своими опухшими губами, радуясь голосу старой знакомой больше, чем она могла себе представить.
— Отпусти ее сейчас же! — сказала Лоррейн, а Люк обошел комнату и встал с другой стороны.