Скотти подумал немного и ответил:
— По правде говоря, когда нет никаких тканей, сложно сказать что-то определенное. Что касается ножа с таким расположением зубцов, вполне возможно, что это вещь более редкая, чем простой садовый нож. Может, он был как-то украшен, очень старый, может, даже драгоценный. — Скотти пожал плечами, при этом все его тело пришло в движение.
— До сих пор мы считали, что головы были отпилены, чтобы исключить идентификацию по зубам, — заключила Лоррейн. — Но раз оставили такие ноги на месте, похоже, тут что-то более зловещее.
— Если хотите знать, — сказала Эдна, повернувшись на стуле к ним, — шестнадцать лет назад у нас по району бегал какой-то психопат. И он, или даже она, все еще на свободе.
— У женщины хватило бы сил сделать это? — спросила Лоррейн у Скотти.
Скотти перешел к середине стола и наставил на труп указательный палец.
— В него дважды стреляли. Один раз в бедро и еще раз в грудь. Сюда, — он показал на правую часть реберной клетки, — потом сюда. — Скотти показал на бедро. — Мне кажется, что пуля прошла между первым и вторым ребрами, и это уже было смертельное ранение. Может быть, пуля даже пробила легкое и повредила сердце, но из-за разложения сложно сказать наверняка. Пуля, которая попала ему в ногу, также ускорила его смерть. Так или иначе этот бедняга был мертв или уже умирал, когда ему отрезали голову. Так что сильная женщина вполне могла сделать это.
— Боже!
Лоррейн, Скотти и Эдна посмотрели на Картера.
— С тобой все в порядке? — спросил Скотти, скрывая ухмылку.
— Да. Да, я в порядке. — Картер кашлянул и одернул форму. Остальные понимающе переглянулись и вернулись к скелету.
Лоррейн заметила, что кожа, которая проглядывала между веснушками Картера, белее, чем обычно, и решила сделать перерыв.
— Ну, спасибо за твои глубокие изыскания, Скотти.
— Для тебя все, что угодно, красавица. Да, кстати, когда мы прокатимся на юг?
— Это ты о поездке своей мечты, Скотти?
— Ну да, а почему бы и нет?
— Мечтай дальше.
Они засмеялись, Лоррейн пожелала спокойной ночи Эдне, пока Скотти общался с Картером.
— Подвези меня к маме, Картер, — сказала Лоррейн, когда они сели в машину. Потом посмотрела на него и увидела, что тот был уже не просто бледным, а зеленоватым. — Что такое? Это было нормальное вскрытие, и почти даже не пахло. Мне кажется, что ты справился довольно неплохо, разве нет?
Картер посмотрел на нее и завел двигатель.
— Скотти сказал мне, чтобы по пути домой я не забыл заехать к реке и поискать себе пару ребрышек, чтобы потом погрызть на досуге. Как он мог?
Лоррейн разразилась смехом.
— Не хмурься, Картер, — сказала она через секунду. — У патологоанатомов ужасная работа, поэтому и юмор у них такой черный. Поверь мне. Скотти проявил должное уважение к телу, как никто другой.
Спустя час, поздравляя себя с тем, что догадалась позвонить матери с дороги и предупредить о приезде, Лоррейн отодвинула тарелку и похлопала себя по животу:
— Спасибо, мам. Это как раз то, чего мне не хватало. Великолепный сочный бифштекс. Придется размяться утром подольше, но он стоил того.
Мевис просто засияла от восторга.
— Ну, должна тебе признаться, мне он тоже понравился.
Лоррейн смотрела на мать. Иногда ей казалось, что она смотрится в зеркало. У них был одинаковый рост и размер, но Лоррейн никогда не наденет ничего из гардероба мамочки — например, длинные ниспадающие платья. Завитые химией волосы до пояса тоже не подходили ей. Сегодняшнее платье оказалось яркой комбинацией зеленых и лиловых завитков. Но если на ком-то другом это платье выглядело бы кошмаром, на Мевис это по меньшей мере завораживало.
Когда Мевис разговаривала, ее руки порхали в воздухе, как пара бабочек, у которых довольно напряженное выяснение отношений. Как ей удавалось сохранить свои длинные, тонкие пальцы в таком превосходном состоянии, было загадкой для Лоррейн. Ведь Мевис лепила гончарные изделия, которые хорошо продавались по всему северо-западу страны.
— Ну, Лорри, как дела на работе? О, — ее руки вновь вспорхнули, — пока я не забыла, поблагодари Люка за то, что он поливал цветы, молодчина. — Ее тон изменился на необыкновенно резкий. — А как там этот, как бишь его?
— Если ты имеешь в виду моего мужа, то ты прекрасно знаешь, что его имя — Джон, — сказала Лоррейн. Она знала, что мать никогда в жизни не назовет его по имени, но не могла смириться с таким враждебным отношением.