Посмотрев на Брэда, Лысый пожал плечами и последовал за своим приятелем. Как только они отошли на безопасное расстояние, он спросил:
— Что такого знаешь ты, чего не знаю я?
— Она коп. Такой, что будь здоров. Дай ей зацепку — и она тебя из-под земли достанет. Эта стерва никому не станет целовать задницу. Из-за нее мой брат загремел в тюрьму на шесть лет. Проклятая ищейка! Стоит ей выйти на твой след — считай, ты пропал.
— А почему я ее раньше здесь не видел? Такую красотку не скоро забудешь.
— Поверь мне, ты еще ее увидишь, только вряд ли будешь этому рад.
— Я знаю одно, — Лысый пожал плечами, — Хозяину она точно не понравится.
Было уже два часа ночи, когда Лоррейн подъехала к дому своей матери, где она решила пожить какое-то время, чтобы не видеть свои опустевшие комнаты. Мевис, свернувшись клубочком, лежала на диване.
— Мам, — Лоррейн нежно ее потрясла, — мама, это я.
Мевис медленно открыла глаза.
— Я не спала, — сказала она. — Ну как ты, девочка моя?
— Справляюсь. — Она чуть было не добавила «кое-как», но Лоррейн знала, что ее мать переживает не меньше, чем она.
— Я поставлю чайник. — Мевис свесила ноги с дивана, протерла глаза, затем, завязав пояс на желтом халате, направилась в кухню.
Скоро они уже грели руки о горячие кружки, и Лоррейн принялась рассказывать матери, что произошло за эту ночь.
Мевис чуть не подавилась, когда дочь описала ей происшествие в гей-клубе.
— Боже ты мой! — хихикнула она, вытирая чай с подбородка. — Да Элвис Пресли в гробу перевернулся бы! Такого я еще не слыхала…
Она наклонилась и похлопала Лоррейн по коленке.
— Ты правильно поступила, милая, — сказала она. — Можешь даже не беспокоиться по этому поводу. Этот козел заслужил хорошую трепку. — Она рассмеялась. — Прости, зайка, просто я представила себе эту сцену. Жаль, что меня там не было.
Лоррейн усиленно пыталась сдержаться, но Мевис всегда так заразительно смеялась, что она не выдержала и улыбнулась.
— А мне и правда стало чуточку получше, — сказала она.
— Попытайся не думать об этом, ладно?
— Может, после результатов анализа на следующей неделе… А до тех пор, думаю, нервы мои будут на пределе.
— Ты права, — кивнула Мевис.
Она всем сердцем переживала за своего единственного ребенка и молила Бога, чтобы тест оказался отрицательным. Но сейчас надо просто постараться выкинуть мысли об этом из головы, потому что, думая о результатах, можно свихнуться.
— Так что же случилось с этим негодяем Брэдом?
— Пока ничего. Он отказывается говорить. Мы допрашивали его полночи, но он не проронил ни слова, так что мы оставили его в камере на пару часиков, чтобы он хорошенько все обдумал. Один из офицеров говорит, что он звонил своему адвокату миллион раз, но так и не получил ответа.
— Вот и хорошо, пусть мерзавец помучается. А теперь что вы намерены делать?
— Завтра опять начнем допрашивать. Так или иначе, но он расскажет мне, что сделал с девочками. К тому же завтра приведут его чертову бабулю. Ребята нашли эту старую каргу в одном доме в Джерроу. Она ходила туда в гости вместе с тремя дочерьми; одна из них, очевидно, мать Брэда, но никто не торопится в этом признаться.
— Эта семейка напоминает мне террариум со змеями.
— Да, мне тоже. — Лоррейн зевнула. Вставая, она поцеловала мать в щеку: — Я пошла спать, мам, до завтра.
Поцеловав дочь, Мевис проводила ее взглядом. Затем, глубоко вздохнув, собрала кружки и понесла их на кухню, поставила в раковину, чтобы помыть утром. Выключив свет, Мевис последовала за дочерью.
Резкое прекращение употребления наркотиков — мучительный и болезненный процесс. Лет двадцать назад полицейский, совершающий обход пешком, услышал бы крики, доносившиеся из «Голубого льва». Найдя источник нечеловеческих воплей, он проложил бы оттуда путь во все закоулки криминального мира. Но в наши дни двое полицейских, как обычно проезжавших мимо на патрульной машине, услышали только стук дождя по металлической крыше.
Миссис Арчер слушала эти дикие вопли вот уже два часа и знала, что они могут продлиться всю ночь. Ее комната находилась над кладовкой, где Стиви проходил все круги ада. Она села на краешек розового атласного покрывала, окруженная фальшивыми предметами роскоши, и зажала уши руками. Мучения Стиви волновали ее меньше всего.
— Пусть это ничтожество хоть на стену лезет, — пробормотала она.