— И опла́чу Андрея, — вою, обливаясь повторным потоком обжигающих слёз.
У меня не было возможности оплакать и отпустить любимого. Сначала убивалась от горя и несправедливости, потом планировала охоту, следом отрабатывала каждый пункт плана. А сегодня думала, что отправлюсь в тюрьму, подведя и Андрея, и ребёнка.
Как только от истерики остаются икота и онемение лица, я выдавливаю шампунь, мою волосы, прохожусь мочалкой по телу и с брезгливостью провожаю взглядом грязь, уходящую воронкой в слив. Набрасываю на себя махровый халат, подаренный когда-то сослуживцами Дрону, но нагло приватизированный мной, и выхожу в прохладу прихожей, придерживаясь за стену.
Совсем не ожидала увидеть мужчину, выжимающего тряпку и моющего полы. Я много лет знаю Давида, прошла с ним огонь, воду и медные трубы, были моменты, когда приходилось переодеваться и принимать по-быстрому душ в тесной компании, но здесь, в месте, принадлежащем мне и Андрею, ползающий на четвереньках и натирающий ламинат командир, смотрелся чужеродно и как-то кощунственно.
— Что ты делаешь? — сглатываю горечь, распирающую горло. Мне тошно от одной мысли, что кто-то посмел вторгнуться сюда и стереть следы Андрея.
— Грязь, Рената, — спокойно поднимается и отправляет тряпку в ведро Давид. — Беременным вредно дышать пыльным воздухом. Проходи на кухню. Еда в контейнерах.
Окончание фразы звучит как приказ, поэтому я не смею спорить, привыкнув за много лет к молчаливому подчинению. В армии ты не думаешь над словами старших по званию. Ты прикладываешь руку к козырьку и выполняешь озвученное.
Зайдя на кухню, замечаю открытое на проветривание окно, чистую поверхность мебели, блестящие от влажной уборки полы. На столе множество полипропиленовых лотков с курицей, рыбой, рисом, картофелем. Два вида салата, несколько прозрачных коробочек с пирожными, перелитый в графин для водки апельсиновый сок.
Что делают нормальные женщины, получившие заботу, когда нет сил позаботиться о себе самой? Я сижу на высоком табурете, невидяще пялюсь на съестное изобилие и тихо скулю, вытирая слёзы широкими рукавами.
Глава 7
Рената
— Эй, Блошка, ты чего? — долетает до меня вибрирующий голос Давида, а следом плеч касаются горячие ладони, поднимая и прижимая к не менее разгорячённой груди. — Совсем расклеилась, малышка.
Он покачивает меня как ребёнка, растирает озябшую спину и шепчет какой-то бред в макушку. Если Давид надеется так успокоить мою истерику, то его планы терпят крах. Меня разбирает ещё сильнее, и всё невыплаканное за последние два месяца прорывает блок в груди. Слишком сильным и невыносимым для меня оказывается тепло Анжиева, которого я враз лишилась.
— Мне так не хватает Андрея, — признаюсь, утыкаясь носом в пропахшую по́том футболку. — Его улыбки. Его подшучиваний, которые раньше меня бесили.
— Хочешь, я отвезу тебя завтра на кладбище? — предлагает Давид. Уверена, командир делает это из лучших побуждений, но меня сносит лавиной ненависти и боли.
— Его там нет! — выкрикиваю, отталкиваясь от него и вытирая кулаком соль и слюни с подбородка. — Предлагаешь мне идти к могиле, где закопаны расчёска и бритвенный станок?!
Я знаю это, потому что тело Дрона никто не стал искать. В гроб положили предметы личной гигиены, оставшиеся в шкафчике казармы. Именно их захоронили с положенными почестями и поверх установили крест.
Почти не сохранился в памяти тот день. Помню только парней, подходящих к яме и бросающих горсть земли. Кажется, меня тоже подводили к краю пропасти, а потом я с остервенением вымывала грязь из-под ногтей. В голове на репите крутился стук земли о крышку пустого гроба, навязчиво напоминая, что Андрея в нём нет. Он остался в песках пустыни, изуродованный, надруганный и неупокоенный.
Я выудила координаты места, где убили Дрона и держали меня. Проведя там три дня, мне не удалось найти его тела. То ли движение песков переместило останки глубже или в сторону, то ли пустынники забрали его с собой.
Зато в стены стойбища пожаловали два урода из банды Бахрута. Их каркающий смех я услышала сразу, как сухой воздух наполнился кашлем старого грузовичка. Они так и сдохли с раскрытыми ртами, издававшими секунду назад довольный смех.
Наверное, твари даже не поняли, что произошло. Просто упали и застыли с остекленевшим взглядом, устремлённым в пустоту. Незаслуженно лёгкая смерть, оставившая вкус неудовлетворённости на подкорке моего мозга.