– Андрей… – попыталась рассказать командиру, но в горле встал колючий ком, раздирая слизистую.
– Прости, Ренат, – на пару секунд прикрыл глаза Давид, пряча тяжёлый взгляд. – Мы его не нашли.
– И не найдёте, – сглотнула, отворачиваясь к стене и позволяя выпустить боль. – Я сама его хоронила. Много раз. Закапывала и мечтала лечь рядом.
– Не время тебе ещё рядом ложиться, Блошка, – громыхнуло жёсткое за спиной. – Несколько мразей сбежало, в том числе их главарь. Команда рвётся в бой. От тебя нам требуется любая мелочь, способная вычислить и уничтожить каждого.
Думаю, стремление отомстить вытащило меня из чёрной пустоты. И беременность, о которой выяснилось через две недели после спасения из плена. Аборт – первое, что пришло в голову, а потом зудящий вопрос – что если ребёнок Дрона? Его частица, его кровиночка. Единственное, что осталось мне от него.
Замечаю, что Бахрут отошёл за валун, расстегнул ширинку и выписывает узоры мочой по матовой, серой поверхности. Ублюдок. Хуже смерти для воина пустыни придумать нельзя. Сдохнуть со спущенными штанами.
Навожу прицел на пах, и ноздрей касается фантомная вонь немытого тела, с остервенением раздирающего меня. Руки пробивает мелкая дрожь, низ живота каменеет от боли, но палец уверенно потирает курок, а мозг решает сложную задачу. Быстро в голову? Или отстрелить к херам его проклятый член и удовлетвориться долгими мучениями?
Глава 1
Рената
Специальное подразделение антитеррористического внедрения. Там очень любят вербовать подростков из детских домов и интернатов. Удобные солдаты, в большинстве своём больше похожие на зверьков из закрытой стаи. Голодная злость, хреновое прошлое, никаких перспектив в будущем, минимальный набор моральных качеств. Никаких привязанностей, никаких обязательств. Вместо зрачков денежные знаки, вместо сердец куски холодного олова.
Топор, Дрон, Канарейка, Боров, Муха, Скрипач, Медведь и я, Блошка, – мы все когда-то жрали гнилую картошку в одном и том же детском учреждение. Топор ушёл раньше нас на четыре года. Потом к Давиду присоединились остальные, а по достижении восемнадцати лет за Дроном пошла и я.
С девчонками был недобор. Как говорил старшина в учебке: «Лучший снайпер, это баба». Поэтому после восьми месяцев обучения я оказалась достаточно востребована, чтобы выбирать.
Преданность своей стаи – одно из немногих положительных качеств недолюбленных детей. Именно так, не смотря на предложения повыгоднее, я оказалась в группе Топора, где обосновался и Андрей. Как я могла не присоединиться к единственному человеку, заставившему моё оловянное сердце биться?
Двенадцать лет он защищал меня, дрался, не позволял обижать и втягивать в сомнительные разборки. Сложно пятилетнему ребёнку оказаться брошенным в эту среду. Воровство, издевательства, насмешки, тёмная свалка по ночам. Дети слишком жестоки, а взаперти жестокость увеличивается в стократ.
Дрон никогда не выпускал меня из поля зрения, делился отвоёванной, лучшей едой, в бою добывал понравившуюся игрушку, умудрялся достать запасные колготки, без штопки на пятках. На пятнадцать лет подарил серебряный браслет, на шестнадцать цепочку, на семнадцать красивое платье, на восемнадцать телефон. И никто не смел отобрать его подарки.
Андрей научил меня новым понятиям. Забота, тепло, нужность. Такие сложные и необходимые слова для брошенного взрослым миром зверька. Я выжила в этой клетке только благодаря ему. Выжила, научилась защищаться, смогла не сломаться и не очерстветь окончательно. Как бы сложно не было без него, целый год меня вытягивало ожидание скорейшей встречи.
Мы собирались пожениться, как только заработаем денег. Не успели. Платили хорошо, да только свадьбу мы отложили до завершения очередного контракта.
Последнее задание, последняя ночь перед ним, последние планы, обмусоленные этой ночью. Маленький домик в курортном городке, персиковый сад, большая, мохнатая собака во дворе и много детей, которые никогда не узнают холод отторжения в стенах детского дома.
Глупцы, слишком громко кричащие о своих намерениях. Забыли, что счастье любит тишину, что будущее не приемлет красочных мечтаний, что горячечный бред допустим лишь в спальне за закрытым дверями.
Тогда мы любили друг друга как в последний раз. До скрипа стираясь кожей о кожу, до боли вгрызаясь в губы, до хрипа соединяясь и теряя начало в продолжение общего целого. Мы сгорали в объятиях, плавились в извечном танце, покланялись адовой страсти под неусыпным взглядом мутной луны, зависшей в грязной вате сереющих облаков.