– Ник! – крикнула она вслед. – Он легким шагом пошел назад. – В фильме были некоторые места, которые я не поняла.
– Что именно?
– Все горные бараны в фильме сдохли еще до того, как их убили. Выходит, охотники так и не застрелили ни одного?
– Естественно, – сказал он, закатывая глаза. – Именно поэтому последнее, что говорит Фрэнк, это: «Слушай, а вон там – не живой баран?» Он как раз высматривал живого. Вы это уловили?
– О да, – ответила Сара.
Я ничего не уловила, потому что большую часть просмотра выворачивала шею назад, в сторону балкона, чтобы посмотреть, не сидит ли Ник в ложе для почетных гостей, но кивнула в знак согласия. Я ждала, что он скажет что-нибудь еще, но, бросив на ходу: «Пока», он выскользнул за дверь.
– Как странно, – сказала я Саре. – Он первый подошел к нам, но потом повел себя так, словно мы его раздражаем. Прямо какая-то пассивная агрессия.
– Могу объяснить, – сказала подруга. – Ему до такой степени необходимо внимание, что он сам подходит к своим поклонницам, не дожидаясь, пока это сделают они. Но при этом так стесняется своего безрассудства, что ему надо обязательно уйти первым.
И Сара вернулась к препарированию своих взаимоотношений с Джоном, но я совсем ее не слушала. Я могла думать только о Нике, Нике, Нике. Мой высокий изможденный курильщик. Мужчина моего Возрождения, с аккуратно подстриженными волосами и тощими, костлявыми коленями.
На нашем первом свидании я настолько сражу Ника своим интеллектом и остроумием, что он сразу поймет, как сильно я отличаюсь от всех супермоделей с фальшивыми сиськами, с которыми он встречался раньше. Он увидит, что ему нужна простая, естественная девчонка с соблазнительным телом и при этом далеко не дура, и сразу же влюбится в меня без памяти. Я образую его по части мировой истории, укреплю его веру в иудаизм и дам новый стимул в жизни. Секс у нас будет просто фантастический. Каждый раз я буду испытывать оргазм. Но не стану терять голову, понимая, что главное, за что Ник меня любит – это мой ум. Мое безупречное прошлое и диплом привилегированного колледжа станут прекрасным дополнением к тернистой дорожке его детства и годам, проведенным в школе, где принято носить котелки.
Ник будет снимать меня во всех своих фильмах, и они все до одного получат самые престижные награды. Он станет моим Кассаветесом, а я – его Роулэндс; станет моим Бергманом, а я – его Ульман; моим Годаром, а я – его Сиберг.[57] Но через несколько лет его лысина и проблемы с эрекцией начнут действовать мне на нервы. Я пойму, что мне нужен мужчина моего возраста, и подам на развод – хладнокровно и спокойно, не предупредив Ника заранее.
Он впадет в глубокую депрессию и выпустит кучу фильмов – скверных, потому что меня в них не будет. Но я буду продолжать сниматься во многих фильмах – хороших, поскольку Ник их не ставил. Я напишу книгу под названием «Как я бросила Ника», которая будет раскупаться на ура. Он напишет книгу «Как я потерял Ариэль», но ее никто покупать не станет. Ник прославится в качестве экс-мужа Ариэль Стейнер. Ему придется зарабатывать на жизнь, эпизодически появляясь в низкопробных телепередачах, где он будет распространяться о несчастной доле человека, которого любила, а потом бросила такая чаровница, как я. А я продолжу завоевание мира всеми мыслимыми способами, испытывая благодарность к Нику за то, что он помог мне в трудный период жизни, и в то же время прекрасно сознавая, что и без него добилась бы не меньшего.
Когда мне стукнет семьдесят пять, я получу «Оскара» за «пожизненное служение искусству». «Вы меня просто боготворите, нет, правда!» – скажу я толпам своих поклонников и, поблагодарив Бога и родителей, начну перечислять всех, помогавших мне в жизни – кроме Ника. На обратном пути с церемонии (а я буду возвращаться с моим двадцатипятилетним личным массажистом и любовником по совместительству, итальянцем Лотарио) к нам, прихрамывая, подойдет дряхлый, высохший, морщинистый горбун и шепотом окликнет меня. Вонь от горбуна будет ужасной, но меня не стошнит, потому что я много лет посвятила помощи жертвам голода из стран третьего мира, от которых тоже сильно разило.
Когда старик подойдет поближе, я узнаю в нем Ника. Изможденный и жалкий, в запятнанных дерьмом штанах, с подбородка капает слюна. «Я все еще люблю тебя, Ариэль», – проскрипит он. Мы с Лотарио запрыгнем в машину, проворно закрыв центральный замок. Неожиданно Ник скорчится от боли, еще раз выкрикнет мое имя, качнется вперед и замертво упадет на капот моего лимузина.
«Морти! – окликну я шофера, опуская перегородку. – Поставь «дворники»».
Наблюдая, как Ника смывает с ветрового стекла, мы с Лотарио сочувственно улыбнемся друг другу, и, когда лимузин начнет удаляться, я брошу из окна прощальный взгляд на скрюченное мертвое тело Ника на тротуаре и прокудахчу: «Ах, бедняжка, бедняжка». Лотарио любовно похлопает меня по бедру. Я с чувством сдавлю его внушительный итальянский член, а он задерет на мне платье и умело, с энтузиазмом сделает мне куннилингус, от которого я испытаю лучший в моей жизни оргазм, а ведь мне будет уже за семьдесят.
Вернувшись домой из бара, я взяла «Белые страницы». Я не ожидала найти координаты Ника, но там все-таки оказался его телефон, хотя и без адреса. Я посмотрела на часы. Было далеко за полночь, но я знала, что Ник – «сова», и сильно сомневалась, что разбужу его.
Я набрала номер. Сработал автоответчик, и послышался этот ни с чем не сравнимый голос. Голос произнес, что для того, чтобы послать факс, нужно нажать посильнее. Я представила, как он лежит обнаженный рядом со мной и шепчет: «Посильнее, посильнее».
Я оставила короткое сообщение: «Привет, Ник. Мы встречались сегодня на просмотре. Я еще сказала, что у меня болит задница. На мне было белое платье с рукавами-буф и юбкой-колокольчиком». Я оставила свой телефонный номер, повесила трубку и улеглась в постель. Я уже начала отключаться, когда зазвонил телефон.
– Алло?
– Я тебя разбудил?
– Нет, – ответила я, стараясь говорить непринужденно. – Я еще не спала. Просто удивительно, что ты позвонил. Не ожидала, что ты ответишь на мой звонок.
– Я стараюсь отвечать всем.
Это прозвучало слегка претенциозно, но я решила не придавать этому значения.
– Так, значит, фильм тебе понравился, да?
– Да, конечно, – солгала я. – Очень смешная комедия. Почему ты вчера подошел ко мне?
– Потому что ты показалась мне симпатичной.
Именно эти слова я жаждала от него услышать.
– Но почему ты ушел, когда я сказала, что отсидела задницу?
– Чтобы удержаться от глупых шуток. Расскажи мне еще о твоей попке.
– Ну… однажды я показала кое-кому свой голый зад. Своему приятелю из колледжа. Мы сидели в его комнате в общаге, и он смотрел «60 минут». Я хотела, чтобы он обратил на меня внимание – вот и встала прямо перед телевизором, голым задом к нему. Мне нравятся такие штуки. Но людям кажется странным, когда такое вытворяет женщина. Если парень – то забавно, а если девчонка – так сразу вульгарно.
– Мне всегда казалось, что наоборот: противно смотреть на голых парней и смешно – на девчонок.
– Возможно, ты прав. Послушай, а не хочешь встретиться и продолжить тему голых задниц?
– Хочу. Приходи ко мне домой в пятницу, в полночь. До этого времени я буду в студии, на записи саундтрека к фильму. Я живу в доме номер восемьдесят пять по Лиспенар-стрит, поднимайся в пятую квартиру и звони.
– Что мне лучше надеть?
– Надень то же белое платье.
– А под платье?
– Что-нибудь прозрачное.
– Разве ты не знаешь, что самое лучшее прозрачное белье – это вообще отсутствие белья!
Он на мгновение умолк, а потом пробормотал:
– Ухты!
– Что такое?
– У меня из-за тебя встало.
– Правда? – Я ликовала. – И как себя чувствует твой ствол, Ник?
– Гм… по-моему, он сейчас выстрелит.
– Здорово, – сказала я. – Что ж, уже поздно. Мне пора ложиться. Но я бы не хотела, чтобы ты сразу ложился спать. Хорошо?
– Что ты имеешь в виду?
– Думаю, ты и сам прекрасно понимаешь. Он хмыкнул и сказал:
– Ты – классная малышка.