Я повесила трубку и бросилась на диван. Черт, даже не верится. В этот самый момент Ник Фенстер думает обо мне, держась за свой пенис. Мои фантазии всегда отделяла от реальной жизни огромная пропасть, а сейчас она вдруг исчезла. Я уткнулась лицом в подушку, и перед глазами у меня всплыла картинка: Ник трахает меня сзади, сидя на спине дохлого горного барана, перемахивающего через забор.
В пятницу вечером я переоделась в белое платье и отправилась к нему домой. Нижнее белье я все-таки по совету Сары надела. «Мужики от этого просто балдеют, – сказала она. – Доставь человеку удовольствие, раз уж ему так хочется».
Квартира Ника была на пятом этаже в доме без лифта, так что я совсем запыхалась, пока поднялась наверх. Он сам открыл мне дверь.
– Я думала, что умру, пока заберусь сюда, – задыхаясь, выдавила я.
– А у тебя склонности к мелодраме, – сказал он.
Начало выглядело не слишком многообещающим.
Квартира была декорирована безукоризненно: наклонный потолок, черный кожаный диван и масса наимоднейшей записывающей аппаратуры.
Пока я оглядывалась по сторонам, Ник вытянулся на диване и простонал:
– Господи, как я устал!
Непонятно было, говорит ли он с самим собой или обращается ко мне, но вскоре я поняла, что для него это безразлично.
– Почему ты так устал?
– На этой неделе каждый вечер задерживался в студии допоздна – записывал новый саундтрек. Фред Уилсон такой придурок.
– А кто это такой? – спросила я, снимая пальто и садясь рядом с ним на диван.
– Режиссер. Он еще снял нашумевший фильм «Соблазнение девственницы».
– Мне фильм понравился. А почему этот Фред придурок?
– Во время записи он все время торчит у меня за спиной. Не могу работать в таких условиях. Он сдерживает мои творческие порывы. Хочешь послушать, что мы записали сегодня?
– Конечно.
Он достал с одной из полок пульт дистанционного управления и щелкнул им в сторону цифрового аудиопроигрывателя. Послышались тихие аккорды гитары. Мелодия была приятной.
– Ну и как тебе?
– Мне нравится.
– Ты вообще знакома с моей музыкой?
– Да. У меня есть все твои альбомы. Впервые я увидела тебя на концерте еще в ноябре девяносто первого.
– Паршивый был концерт.
– Нет, неправда! Стоило тебе пропеть первую строчку «Когда вишенка лопнет», как я поняла, что однажды мы с тобой обязательно встретимся. «Кивни мне, нежно глянь, дотронься. Дай поцелую в розовые губки. Меня возьми, срази и оцени».
– Перестань! Ненавижу эту песню. Нет сил больше ее слушать.
– Но это одна из твоих лучших!
– Я даже не держу дома этого диска. От него плохая энергетика. – Он прибавил громкость. – Вот действительно музыка, с которой начинается признание…
Ник положил ноги мне на колени, но голова его по-прежнему была повернута к проигрывателю. Конечно, он не хочет признать, что устраивает для меня шоу. Это был все тот же выпендреж, что и в баре, когда он подошел к нам с Сарой, а потом сразу ушел, словно мы его раздражаем.
Ладно, хватит! Музыкант, рок-звезда, хоть и не первой величины, пригласил меня к себе домой – а я занимаюсь психоанализом.
– Есть хочешь? – спросил Ник.
– Немного.
– А я жутко голоден. Мой ассистент должен был оставить еду в холодильнике, но забыл. Пора его выгнать. От него больше хлопот, чем помощи. В Гринвиче есть отличный ресторан, где подают устриц, но они не доставляют еду на дом. Тебе придется взять такси и съездить.
Будь Ник моим другом, такое распределение ролей («один платит, другой катит») нисколько бы меня не задело. Но он, похоже, собирается взвалить на меня обязанности прислуги, так что выполнять его просьбу мне не хотелось. Да за кого он меня принимает?
– Почему бы нам не поехать вместе? – спросила я.
– Я вымотался, милая. Хочу принять ванну. Если не хочешь ехать, ничего страшного. Просто нам нечего будет есть.
Мне не понравилась обращение «милая», но перекусить не мешало бы, к тому же сам он привезти еду сейчас не в состоянии. И он ведь не просит меня идти туда пешком. Все, что от меня требуется – это поймать такси. Пожалуй, я становлюсь чересчур щепетильной. И я объявила, что согласна.
Ник снял трубку и заказал устриц, омара, цыпленка с рисом и зеленью, картофельное пюре и картофель фри. Потом поднялся с дивана, зевнул и сказал:
– Сейчас залезу в ванну. Тебе надо выйти через десять минут.
Я потащилась за ним в ванную. Ник пустил воду и начал раздеваться. У него было длинное худощавое тело, не особенно мускулистое, но и не кожа да кости. За последние пять лет меня время от времени обуревало вожделение в предвкушении этого момента, но сейчас он снял одежду так быстро и небрежно, что меня это не завело. Не так все это должно было происходить. Я представляла себе, как Ник медленно и эротично раздевается, не отрывая от меня глаз, а потом относит в постель. Он станет играть на мне, как на скрипке Страдивари, а потом признается, что это было больше, чем секс, что он по уши в меня влюбился.
Открыв аптечку. Ник достал «рогаин» и выдавил несколько капель себе на лысину.
– Помогает тебе эта штука? – поинтересовалась я.
– Волосы не отрастают, но процесс затормаживается.
– А не опасаешься побочного эффекта? Я слыхала, это вредно для сердца.
– Восемь лет я кололся героином, детка. Так что это для меня – игрушки.
Неожиданно мысль о том, чтобы переспать с ним, потеряла свою привлекательность.
Ник скользнул в ванну, а я опустилась рядом на колени, наблюдая, как он намыливается.
– У тебя пенис как у маленького мальчика, – заметила я.
– В каком смысле? – спросил он, поворачиваясь ко мне со свирепым выражением лица.
– Ну, такой вертлявый и хорошенький. Как у мальчика. Я вовсе не имела в виду, что он маленький. Вовсе нет. Просто я хотела сказать, что это говорит о мальчишеских… чертах характера.
– Ты что, видела много мальчишеских пиписок? – прорычал Ник.
– Да нет же. М-м, я, пожалуй, поеду за едой.
– Там, на кухне, найдешь сто долларов и ключи. Запри за собой дверь на ключ. Я совсем не хочу, чтобы меня зарубили топором.
– Не думаю, что в Трибеке околачивается много убийц с топорами.
– Надеюсь, что нет, но если найдется хоть один, то бьюсь об заклад, что я в его списке – первый.
Когда я вернулась из ресторана, Ник все еще был в ванне.
– Разложи еду по тарелкам! – гаркнул он. – Сейчас вылезу!
Я расставляла тарелки на кофейном столике, когда он вышел из ванной в белом махровом халате. Он казался таким внушительным и мужественным, и я подумала, что эта ночь может принести с собой восторг, а не разочарование.
Я подала ему тарелку, и мы одновременно набросились на еду. Устрицы сами проскальзывали в глотку, пышное пюре было приправлено чесночным соусом, цыпленок оказался сочным и жирным. Но меня не покидала мысль, насколько все окажется печально, если единственным приятным воспоминанием об этом вечере станет трапеза.
Когда мы покончили с едой, Ник снова положил ноги мне на колени. Я наклонилась, чтобы поцеловать его, но он резко отвернулся. Неужели у всех мужиков в городе старше тридцати проблемы с поцелуями? Или только у тех, с которыми встречаюсь я?
– Ты совсем как Джулия Робертс в «Красотке», – сказала я.
– Я не видел этого фильма.
– Она там никогда не целовала мужчин, потому что боялась стать уязвимой и влюбиться.
– Я не боюсь стать уязвимым, просто не люблю целоваться.
– О-о, – протянула я, снова наклоняясь к нему.
– Слушай, зачем продолжать, раз я только что объяснил тебе, что не люблю этого?
– Чтобы ты передумал!
Он презрительно хмыкнул и, запустив руку в вырез моего платья, стал гладить мне соски.
– У тебя красивая грудь.
Я закрыла глаза, пытаясь получить удовольствие от его прикосновений, но поцелуя явно недоставало. Словно меня ласкал робот. Может, он изменит отношение к поцелуям, если я смогу посильнее разогреть его? Я положила ладонь на пенис Ника и стала его поглаживать. Это произвело некоторый эффект. Мы продолжали без энтузиазма ласкать друг друга: я, обхватив пальцами его член, а он, запустив руку мне под платье, все так же отворачивая лицо. Наконец Ник отстранился от меня со словами: