– Отойди от неё! – крикнул он и бросился вперёд.
Но вместо того, чтобы оттолкнуть Тогу, он почему-то занял её место, и теперь уже он с ножом застыл над безжизненным телом Мины. Глаза девушки закатились, а мокрые от слёз щёки побледнели.
Он опоздал.
Но куда?
Он перевёл взгляд с ножа на живот Мины, затем на свою окровавленную левую ладонь, сжимающую сердце, и понял, что что-то здесь было не так. На языке чувствовался металлический вкус крови, и Кацуки облизнулся, задев острые резцы.
В глазах затроилось, а мозг пронзила острая боль. Кацуки согнулся вдвое, выронив нож и сердце, и схватился за живот. Тошнота подступила к горлу так резко, что уже через секунду его вырвало. На полу образовалась лужа крови – густой и тёмной.
– Что за чёрт… – невнятно пробормотал Кацуки, вытирая рот рукавом геройского костюма.
– Ты убил её, малыш Кацуки, – раздался радостный голос Тоги.
Он обернулся, покрутил головой, но никого не увидел. Он был здесь совершенно один.
– Где ты?! – взревел он, подскакивая на ноги. – Покажись!
– Я здесь, рядом с тобой, – продолжала мурлыкать она ему прямо в уши.
Ладони заискрили, грозя вот-вот поджечь всю квартиру, но направить весь скопившийся гнев было некуда – враг оставался невидим. Смех Тоги звучал изо всех уголков комнаты, эхом разносясь в воспалённом сознании. Он видел её глаза, её ухмылку и хищный оскал, но самой её нигде не было. Будто мираж, она рассеивалась дымкой, стоило лишь протянуть к ней руку.
– Покажись! Я убью тебя! Покажись сейчас же!
Дикий, пробирающий до костей, хохот Тоги оглушил его, заставил зажать уши руками, лишь бы не слышать его больше.
– Я и есть ты, малыш Кацуки. Мы – одно целое.
– Нет! Нет! Нет!
– Да! Да! Да! – радостно вскрикивала Тога, будто кружа вокруг него.
– Я просто сплю. Это очередной больной сон, – начал убеждать себя Кацуки. – Я всё ещё без сознания валяюсь на пороге. Ничего этого нет.
– Ты так в этом уверен, малыш Кацуки? – насмешливо поинтересовалась Тога, и он почувствовал, как живот вновь скрутило в спазме. – Разве ты не помнишь, как мы заманили ту мерзкую невидимую девчонку в город? А как убили ту шлюху в ужасно скрипучем костюме? Неужели ты всё забыл, малыш Кацуки?
– Я не делал этого, – зло процедил он, едва справляясь с сильнейшей мигренью.
Казалось, что голова вот-вот расколется надвое, а если и нет, то он сделает это сам, лишь бы избавиться от этой невыносимой боли. Перед глазами вспыхивали образы-видения, которые просто не могли быть правдой, не могли быть его воспоминаниями. Он не мог совершить все те зверства, что приписывал ему голос Тоги. Он не убил бы Кьёку или Мину. Они были единственными, благодаря кому он оставался в своём уме.
– О, малыш Кацуки, ты и так в своём уме, – поспешила успокоить его Тога. – Просто ты делишь его со мной.
– Нет! Я нормальный! – закричал он, сжав виски запястьями. – Нормальный!
– Раз ты «нормальный», то кто же тогда убил всех этих людей? Администратора, таксиста, невидимую девчонку, музыкантшу, шлюху и эту, кислотную? Кто? Загадочный подражатель? Но ты же знаешь, что я неподражаема. Это всё ты. Только ты мог так мастерски повторить мой почерк. Ты мой самый лучший ученик, малыш Кацуки. Только ты… И ты мой, малыш Кацуки, только мой. Мы будем вместе навсегда!
– Ты лжёшь! Убирайся из моей головы!
Он не убивал. Нет. Он просто не мог. Ничего не сходилось. Его ведь не было рядом ни с одной из жертв, он был занят. Вот только чем? Как назло Кацуки не мог вспомнить ничего из того, что могло бы обеспечить ему алиби. Он в целом не мог вспомнить, чем был занят до того, как находил трупы. Белые пятна тут и там будто светились, едва показывая очертания того, что за ними скрывалось, но он и не желал знать, что именно это было. Сердце безумно болело, сжималось от тревожного предчувствия, разнося яд осознания по венам.
– Вспоминай, малыш Кацуки, вспоминай.
Из глаз текли слёзы, смешивались с кровавыми разводами на щеках, и этот запах – запах смерти – со скоростью света заполнял пробелы в воспоминаниях. Но Кацуки не хотел ничего помнить. Он тряс головой, сжимал виски ладонями, крепко жмурился до вспышек под веками, лишь бы отогнать все те доказательства, что подтверждали слова выдуманной Тоги.