Женщины скромно присели на удобные диваны.
«Пожалуйста! – мысленно взмолилась Вика. – Пусть это окажется сном! Господи! Вот скоро три часа и что? Нас куда-то позовут? И что мы должны будем делать? Я не смогу, не смогу-у-у-у!»
- Привет, - присел рядом Виктор. – Не опоздал?
- Нет еще, - положив голову на плечо сестры, ответила Юлька. – Мой Женька, что-то задерживается.
- Работа, - глухо произнесла Вика. – Сейчас подъедет.
Мимо сновали люди. На лице каждого лежала печать такой безысходности происходящего, что хотелось выть.
- Вихлянцев Михаил Васильевич, - раздался вежливый девичий голос.
- Это мы, - ответили женщины.
- Прошу в эту комнату.
«В комнату? Что там в этой комнате?» - внутренне сжавшись, Виктория сделала шаг.
Гроб, оббитый темно-голубой материей. Шаг и еще шаг. Мужчина…. Там лежал мужчина, но глаза отказывались видеть правду.
- Сюда, сюда, - завернула их девица. – Посмотрите, правильно ли оформлены венки и табличка.
- Да, да, - заверила Юлька. – Все правильно.
- Распишитесь, - девушка протянула ручку.
Пока Юлька расписывалась, бабуля схватила табличку и, обняв ее куда-то направилась.
- Ой, табличка! – воскликнула девушка.
- Бабуль, отдай, - Виктория, ласково освободив табличку, вернула ее на место.
- А? – Валентина Ивановна полностью потерявшись во времени и пространстве, отсутствующим взглядом посмотрела на старшую внучку.
«Здесь у всех такой страшный взгляд», - вздрогнула Виктория.
- Теперь можете подойти, - пригласил их к гробу крупный мужчина.
«К кому подойти? К папе? Это он там лежит?»
Сгорбившись, бабуля так взглянула на Викторию, что та с трудом удержалась, чтобы не заголосить.
- Мишенька, - прошептала Валентина Ивановна, проводя рукой по жестким волосам сына.
- Бабуль, ему сейчас хорошо, - бормотала Вика глупые слова утешения. – У него больше ничего не болит. Ты же видишь, как он выглядит? Помолодел и такой красивый.
- Он всегда был красивым! Даже смерть оказалась бессильна, – гордо ответила Валентина Ивановна.
- Вы какие тапочки ему одели? Покажите, – обратилась она к работнику ритуальной службы.
- Вот смотрите, - засуетился тот, откинув белую материю с ног. – Хорошие удобные тапочки.
- Хорошие, - согласно кивнула бабуля. – Мише будет удобно в них ходить.
«Ходить? Куда он будет ходить? Боже мой, папа! - Виктория не могла отвести взгляда от скрещенных рук. – Неужели это ты? Такой неподвижный? И ты нам ничего не скажешь? Мы больше не услышим твой голос? Еще несколько дней назад ты ходил и разговаривал с нами, а сейчас молчишь…»
- Уносите, - кивнул мужчина работникам. – А вы идите к машине, - обратился он к Виктории.
- Пойдемте, - не дожидаясь, пока гроб унесут, Юлька схватила сестру и бабушку и потянула их на улицу.
Виктория смутно помнила, как рядом стоял муж и что-то говорил. А вот и Юлькин Женька подошел и выразил свои соболезнования. Смутно, все очень смутно.
- Заходите, - ритуальная газель распахнула двери, продемонстрировав удобные сиденья и голубой гроб, накрытый крышкой.
Дорога на кладбище была долгой. Виктория боялась, что на очередном повороте, гроб может перевернуться, и до ломоты в глазах смотрела на голубую ткань, изредка бросая быстрые взгляды на бабушку и сестру. Те держались. Держались из последних сил, боясь расплакаться, а ведь так хотелось. Но если бы заплакала одна, то другие бы разом подхватив этот плач, зарыдали бы и завыли. И без скорой помощи бы не обошлось.
Приехали.
«Как хорошо, что тепло и земля легко копалась, - мелькнуло в голове у Виктории. – Папа так боялся умереть зимой в мороз. Все переживал, что могилу будет тяжело копать. Господи, да о чем я думаю?»
Гроб открыли и ритуальный сотрудник, прочитал стих. Что за стих, зачем? Наверное, так положено.
- Теперь подходите прощаться, - предложил он родственникам, отойдя от изголовья.
«Прощаться!? Уже? Так быстро?» – Виктория, как в тумане наблюдала, как бабушка, склонившись над сыном, поцеловала его и что- то прошептала. Не разрыдалась. Молодец бабуля, кремень.
«Что, моя очередь?» - на ватных ногах Вика приблизилась к изголовью и увидела поседевший мысик волос на лбу. Точно такой же был у нее, даже наклон в ту же сторону.
«Мы забыли дать ему расческу. Он ведь так любил причесываться».
- Папочка, - наклонившись, Вика, прикоснулась губами ко лбу отца. – Какой ты холодный, - сжалось от боли сердце. – Папочка, прости, - и отошла, освобождая место сестре.