Легонько потянул ее на себя, чуть настойчивей. А потом попросту отодвинул ее. Я и сама удивилась — на коленях красовались багряные ссадины.
Он что-то пробормотал на тарабарском. Наверное, ругательство. Вот-вот, ирод, любуйся тем, что ты наделал. Ай, да Викимара. Нужно будет ее отблагодарить за "услужливость".
Поглощенная своими мыслями, я пропустила тот момент, когда он все же выдернул из моих рук остатки платья. Прикрывая руками грудь и свое женское сокровище, я выставила все остальное на показ.
Насильник присвистнул. Змий раскрыл капюшон и засипел что-то. Опять тарабарское наречие.
Мужчина осторожно дотронулся до моего бока, а я непроизвольно выгнулась и ойкнула. Печет и саднит.
Снова тарабарский язык. А я всхлипнула. Еще раз. И вот уже одинокая слеза бежит по щеке. Он отпрянул от меня, как от огня.
— Только не плачь! Повелитель убьет меня, убьет, — бормотал он, поспешно надевая брюки.
— Кастрирует, — подлила я масла в огонь.
Что-то слабо мне верилось, что какой-то там повелитель так близко к сердцу примет мои слезы. Но раз уж мой мучитель так этого опасается, почему бы не воспользоваться этим фактом?
Он бросил на меня быстрый подозрительный взгляд. Я охнула и потерла бок. Замер и прищурился. Так, Велма, не переигрывай. Я снова прикинулась несчастной, убитой происходящим мышкой.
Подхватив в руки свою рубаху, он направился ко мне. Протянул ее мне.
— Отвернитесь.
Губы искривила ухмылка. Жаль, не сработало. Судя по всему, жалости ко мне у него не было. Но увидев слезы, забеспокоился. Попробую еще разочек. Нижняя губа у меня задрожала, глаза увлажнились.
— Тихо, тихо, — вдруг встрепенулся он. — Я отворачиваюсь.
О как! Значит, не любит слезы.
Я натянула на себя его одежду. В этот самый момент, тонкий лист бумаги, выроненный им не так давно, был подхвачен его ногой и приземлился возле меня. Он подошел ко мне и поднял меня с колен. Мужчина был такого высокого роста, что его рубаха доставала мне до середины икры. А затем он подхватил меня на руки и понес. Не понимаю, как так случилось, но оброненное им письмо оказалось у меня в руке, а затем было спрятано более надежно — в рукаве. В моем положении нужно хвататься за любую соломинку. А уж за письмо, так напугавшее насильника, и подавно.
Осторожно уложив меня на кровать, он оглянулся по сторонам.
— Эй, как там тебя, — его зычный голос разнесся по замку.
Бум, бум, бум.
— Позови лекаря, — он так хмуро посмотрел на прибежавшую на его зов Вики, что та бесшумной бабочкой унеслась.
— Как вас зовут?
Он проигнорировал мой вопрос. Зато ответил змей на его груди.
— Он — Урлассссс.
— Почему вы со мной это делаете?
— Ты бы помолчала.
Я и замолчала.
Вскоре вернулась Вики, одной рукой она тащила за шиворот седого старичка, в другой руке несла пухлый саквояж. Посмотрев в несчастные глаза доктора, я чуть не пырхнула от смеха. Это тебя, дедушка, еще мочалкой не терли.
Ткнув пальцем мне в лицо, Урлас спросил у старичка:
— Как быстро ты это вылечишь?
Старик поправил очки, подошел ко мне поближе, всмотрелся, потрогал — покрутил в разные стороны нос.
— Перелома нет. А синяк пройдет дней, эдак, через семь.
— А если подумать? — набычился насильник.
— Если бы сразу лечить начали, за пару дней справились бы. А так, чтобы совсем следа не осталось, семь дней.
— Что значит, сразу? Он свежий. Вот только минут десять как…
— Но позвольте, — не согласился с ним доктор. — Ему уже часа три.
— То есть, как три часа? Тебе кто нос то разбил? — он больно схватил меня за подбородок.
Ну не сдавать же мне Викимару, которая, ничего не подозревая, с любопытством посматривала на нас. Я упорно молчала.
Тогда Урлас, начертив в воздухе руну, уставился на появившуюся в воздухе картинку. Шевеля пальцами, словно перелистывая страницы книги, он подбирался все ближе и ближе к тому памятному моменту этого утра.
Вот я, сидя на стуле, набрасываю на себя простынь. Вот выползаю нагишом на четвереньках из ванной. Он бросил на меня такой взгляд, что горячая волна багрянцем окрасила мои грудь, шею, лицо. Даже кончикам пальцев стало стыдно и неловко. А он только удовлетворенно крякнул. Но радовался не долго, потому что вскоре руны показали те моменты, когда Викимара мыла и купала меня. Из-под рыжей копны волос видны были только руки, судорожно схватившиеся за борт ванной да раздавались мои "ой" да "ах". Зрелище было еще то.
Картинки в воздухе погасли. А мучитель повернулся к растерявшейся Вики.