Тогда мы начинаем второй раз жить на земле, и жена и дети — это новая глава. Но разве это что-то иное, чем старая — победа, неумолимо сочетающаяся с поражением?
МЕРТВЕЦ ИЗ МИЗЕРИ ХАРБОР
После того, как прошло много лет, и я некоторое время прожил с Гьятрид и двумя детьми в Янте, я все еще чувствовал, как ноющую рану, тот факт, что Агнес не было там. Однажды вечером, во время прогулки, боль от этого напала на меня с полной силой, и я был как человек, шатающийся по дому с ножевой раной в груди: Агнес здесь нет! Я шел домой по тихим и пустынным улицам, где звук моих шагов эхом отражался от домов: Агнес здесь нет! Агнес здесь нет! И тогда мне показалось, что кто-то идет за мной в полумраке по спящему городу Янте — мертвец из Мизери-Харбор. Он весело шагал за мной и смеялся мне в затылок. Слезы брызнули у меня из глаз, когда мы шли вместе, в ногу, как два солдата. Эти его холодные губы, они почти касались моего уха, когда он произнес своим резким голосом: «Нет, Джордж, Агнес здесь нет!»
Дул ледяной ветер, когда я протискивался через парадную дверь, добираясь до дома. Неужели он проскользнул вместе со мной? Я вошел в маленькую комнату, где мы жили с двумя детьми. Я поставил стул напротив двери, которая не защелкивалась, но не стал зажигать свет. Когда я забрался в постель к Гьятрид, мне показалось, что на сердце ослабли тиски. Я вытянул конечности и почувствовал себя каким-то спасенным, когда ощутил тепло человеческого существа, от которого не собирался отказываться в обмен на какую-нибудь тень или призрак…
Агнес, Ева, Гятрид — это действительно так, если ястреб не раскроет сердце первой тетерки, то успех может быть ему обеспечен со второй или третьей. Сдаемся ли мы когда-нибудь, не дойдя до этого момента?
С ТЕХ ПОР ПРОШЛО МНОГО ВРЕМЕНИ
Я не видел Агнес с того дня, когда она уплыла в Америку двенадцать лет назад, но однажды я узнал, где она живет в Штатах. Агнес была прекрасной девушкой, и годы придали ей мудрости. Мы сидели, мы двое, которые были вместе в Сказочной стране, уже не узнавая собственных голосов. Отца и матери, которые были такой большой силой в нашей жизни, больше нет. Наших братьев тоже больше не было. Мир был ярким и по-осеннему открытым. Ужас был почти мертв, почтовый ужас, который держит нас в своей железной хватке, когда он неумолимо приковывает друг к другу тех, кто не должен принадлежать друг другу. Это прежде всего ужас ради ужаса, ибо если бы мы могли обрести наших сестер, мы вряд ли хотели бы их обрести и не бояться других.
БЕЗДНА
В то лето, до отъезда Агнес за границу, я почувствовал небольшое улучшение своего состояния, но именно тогда я присоединился к «Рюрику».
Любопытно, что при встрече со шкипером «Рюрика» спустя долгое время, без каких-либо признаков узнавания с его стороны, я не был сильно потрясен, тогда как даже сейчас, когда я вспоминаю дни, проведенные на борту его судна, в определенные моменты меня может охватить внезапная паника.
Тогда произошли события, которые погрузили меня на большую глубину, чем я когда-либо падал с тех пор, и пытаться выбраться из этой ситуации было все равно, что пытаться выбраться из зыбучих песков. И действительно, правильно, что я больше не боюсь этого человека, теперь, когда он не может сказать ничего такого, что могло бы вызвать в памяти Мизери-Харбор. Прошлое доставит больше хлопот ему самому, чем мне, как он прекрасно понимает, если я скажу ему всего несколько коротких слов. Если он узнает, что я жив, он, конечно, свалит вину на меня — я сбежал! Но он недолго будет пребывать в этом заблуждении, если мы встретимся лицом к лицу. Я боюсь времени и обстоятельств, но не человека. Нет, вам никогда не будет дано окончательное откровение о событиях моего прошлого, которые, возможно, потому, что они были так тяжело нагружены слезами и отчаянием, приняли такие огромные размеры — я действительно не могу сказать. Я встречал многих людей, но если бы я пробежался по списку, чтобы решить, кому из них я мог бы решиться полностью довериться, я не нашел бы никого. И это, по другим причинам, кажется почти смехотворным в моем конкретном случае, потому что, если бы я откинул завесу, даже самый совершенный тупица в мире быстро сдался бы и сказал: «В конечном итоге, по моему убеждению, он был вынужден убить Джона Уэйкфилда по той причине, что Джон сделал то, что сделал».
Вряд ли этого будет достаточно, чтобы добиться для меня оправдательного приговора со скамьи подсудимых. Но я хотел бы увидеть судью, который не дрожал бы в своих сапогах. Хотя — видит Бог — идеалисты слепы, а прагматики не позволяют левой руке знать, что делает правая.