Тогда я почувствовал себя одновременно глупым и оскорбленным, и это было что-то новое для меня. Я ушел с опустив взгляд.
Мы больше не играли вместе вдвоем. Мама расспрашивала меня, но я был слишком несчастен, чтобы объяснять что либо. Грех вошел в мой мир. У Розы был старший брат, который подстрелил маленькую птичку. Однажды вечером я нашел ее в саду и плакал над ней.
Роза и ее родители переехали в другой район. Позже мы оказались в одном классе в школе, но я никогда не осмеливался смотреть в ее сторону. Все говорили о том, какой красивой была Роза и как ее имя ей подходило. Ее взгляд, когда бы он ни падал на меня, был холодным и спокойным. В течение многих лет я старался избегать случайных встреч с ней. Ее детские любовные интрижки усугубляли мою печаль. Она была похожа на мою сестру Агнес, только Роза была темной, а Агнес — светлой.
Позднее я узнал больше о женщине…
В дом, где жила Роза, переехал рабочий по имени Кристьянсен со своей семьей. Мы все недолюбливали этого человека. Он приходил домой к обеду вовремя, как и другие люди, но по пути он прогонял подростков с улицы. Мы все боялись этого маленького седого человека, над которым наши старшие только подшучивали. «Он никогда не пропускает обед!» — говорил отец, когда Кристьянсен проходил мимо. Отец говорил это с усмешкой, которая мне никогда не нравилась. Кристьянсен жил на благотворительность и проводил свое время, давая добрые советы тем людям, которые зарабатывали на жизнь своим трудом.
У него были дочь и два сына. С этими тремя детьми все было очень запутанно. Агнес, Эспен и Айнер так звали трех самых младших в нашей семье. У троих детей Кристьянсена были эти же имена, и в их семье тоже Агнес была самой младшей, а Айнер — самым старшим. Те из нас, у кого были одинаковые имена, были одного возраста. Айнер Кристьянсен был мальчиком, которого я всегда терпеть не мог, потому что у него было преимущество передо мной в торговле.
Проценты и возврат капитала были принципами, которые я никак не мог не мог уложить в голове. Но эти принципы были у Айнера Кристьянсена в крови, и с их помощью он мог обмануть меня. Я отказывался верить, что кто-то может прибегнуть к мошенничеству и эксплуатации, но теперь, наконец, я знаю больше…
Однажды Агнес Кристьянсен и моя сестра сидели под кустами бузины, когда мы с Эспеном Кристьянсеном подошли туда. Мы решили с девочками, что мы должны быть возлюбленными. Мы с Эспеном чувствовали себя великодушными, отдав друг другу наших сестер. Я сидел с его сестрой, а он с моей, целуя друг друга без всякого стеснения. Никто никогда не учил нас целоваться, это было так, как будто знание об этом родилось в нас самих. Моя мама никогда не целовала меня, насколько я помню. Такие вещи просто не делались в Янте. То, как мы сидели там, возможно, было похоже на какие то радостные брачные игры животных. Мне это нравилось. Несмотря на это, мы с Эспен встали спустя некоторое время со странным чувством, что нам чего-то не хватает. И мы вместе отправились в сарай Адамсена.
Эти покрытые смолой камни у бузины! Они были сердцем Сказочной страны. От них исходило благодатное тепло, потому что на них всегда светило солнце. Именно там мы с Розой держали друг друга за руки и и поклялись друг другу в вечной верности. Но Роза не хотела иметь детей, потому что, если они будут воровать яблоки то лишатся возможности отправиться с нами на небеса, чтобы жить с Богом!
Я был несколько обеспокоен, но не ее взглядами на контроль рождаемости, а тем, что она предположила, что Бог добр. Я определенно не верил, что Бог добрый. Мать тоже говорила, что не верит во все эти разговоры о Боге, но отец сказал, что, возможно, в этом что-то есть. Я был рад, что они увидели это в таком свете, потому что я боялся Бога. Для меня Он был зорким злобным человеком, вечно требующим, чтобы я присоединялся к Нему во всех делах, которые были совсем невеселыми. Я впадал в депрессию всякий раз, когда кто-нибудь упоминал Его имя. Странно, что кто-то представляет себе рай как приятное место, я с ужасом думал о своем последнем дне, когда мне, возможно, придется туда отправиться. Наши соседи Йенс Хансен и его жена были благочестивой парой. и они собирались на небеса. Но только представьте, как ужасно будет даже там, когда они запрокинут назад свои головы и начнут петь!
У Йенса Хансена была дочь, которую звали Петра Лавиния. Она умирала каждый год ранней весной, вскоре после своего возвращения. Каждый год ее клали в одну и ту же могилу, а на следующий год она вдруг снова возвращалась к Рождеству. Нет, мне никогда не приходило в голову, что это были разные девочки, каждый год ее звали Петра Лавиния, и каждый год она снова оказывалась в той же могиле. Но было любопытно, что она так и не выросла, и почему ей пришлось провести все лето, лежа в земле? Я решил, что это что-то вроде акта весенней посадки. Каждый раз, когда ее хоронили, мы с Агнес входили в дом, чтобы посмотреть на нее в гробу и получить торт. Этот ежегодный торт мешал мне, так сказать, прийти к удовлетворительному объяснению тайны Петры Лавинии, так как столь приятный на вкус торт был достаточным событием само по себе. Каждый год Петре Лавинии давали новый молитвенник, чтобы положить его с ней в могилу он находился у нее под подбородком. Это было странно, потому что в ее доме не было никого, кто имел бы хоть что-то похожее на певческий голос, и, должно быть, было довольно жутко на кладбище по ночам, когда Петра Лавиния пела. Отец сказал. что молитвенники слишком дороги, чтобы их можно было использовать таким образом. Маленькой деревянной палочки, обмотанной куском белой тряпки будет достаточно сказал он. Я задумался, как Петра Лавиния могла петь псалмы с такой палки, завернутой в белую тряпку. Но в городе было так много белых тряпок на кладбище.