Я с силой перечеркнул последнюю строчку. Не хочу тратить свое драгоценное время на бессмысленные кошмары, но раз уж пообещал один из снов, то отказать уже не смогу.
Сон первый.
Мой экипаж уже долгое время плывёт на подводной лодке. За большим обзорным стеклом непроглядная тьма, в которой лишь изредка мелькают противные скопления водорослей, скалы и смутное песчаное дно. Мы уже устали вглядываться туда, надеясь увидеть что-нибудь новое, поэтому наша концентрация снижена. Лишь капитан проверяет показатели окружающей среды, на которых всегда пусто. Всепоглощающий мрак иллюминатора манит, но привыкаешь ко всему.
Я не помню, сколько мы плывём, может быть месяц, а может, уже год... Скитаемся по водным просторам.
Разглядывая окружающих, смутно узнаю в размытых очертаниях своих товарищей, а многие из них мне вовсе незнакомы.
Меня поглощает чувство непричастности к происходящему, и от того порождается беспомощность.
Медленное дрейфование в напряженной тишине вызывает тошноту, но с подлодки не сбежишь.
В размеренную обстановку и полутьму внедряется новый звук – показатели на приборной панели сходят с ума.
Указывают на близость к неопознанному объекту впереди. Мы глушим моторы и с тревогой смотрим в темноту. Каждый из нас, кажется, перестаёт дышать. Он все ближе... и ближе... Но вокруг на нас надвигалась лишь давящая пустота.
Наши осветительные приборы были включены на полную мощность, но это не помогало свету пройти сквозь клубящиеся сгустки грязи и песка. Тьма колышется, и мы едва различаем её очертания, пока вдоль судна не проплывает большой рыбоподобный глаз. По моей коже бежит холод, команда отшатывается в ужасе и замирает.
А затем... В тишине мы слышим движение монстра, он отплывает, чтобы чуть погодя набрать скорость. Жалобный скрип металла словно предвещает что-то ужасное. Мощный удар в боковую панель едва не валит всех с ног.Судно трясёт и едва не переворачивает, сложно удержаться на ногах, и мы падаем, как марионетки пьяного кукловода.
Некоторые стараются подняться, но следующая атака снова сбивает нас с ног. Я с тревогой замечаю, что стена нашей водяной капсулы изогнулась внутрь.
Капитан бросается к блоку управления и отключает освещение. Знаками он показывает нам не шуметь, но все итак слишком напуганы, чтобы кричать.
Сущность ломится к нам, и в итоге лодка не выдерживает натиска. Трещина покореженного материала расползается, давление воды пробивает себе дорогу, настигая всех, кто находился внутри.
Вода поднимается к потолку за считанные секунды, я вижу своих тонущих друзей до того, как сам погружаюсь в тёмную толщу. Меня охватывает мокрый ледяной ужас, сжимающий меня в своих скользких длинных ручонках.
Безмолвные серые люди тянут ко мне руки, а из их приоткрытых ртов поднимаются вверх спасительные пузырьки воздуха. Последнее что я вижу – их мертвенно-бледные, похожие на камень лица, медленно скрывающиеся в темноте, и как среди них проплывает убитый моей рукой товарищ. Его зверская кровавая улыбка медленно поворачивается от меня, чтобы во всей красе представить рваную дыру у виска. Кровь распространяется в воде, еще немного, и я смогу ощутить ее тошнотворный привкус.
Казалось, я проснулся – пространство изменилось, будто походя на обычную, но очень темную комнату. Перед глазами мелькал тревожный ярко-красный аварийный свет, ослепляя меня.
Пространство наполнялось шумом, гомоном, невнятным жутким скрежетом. Голоса, сирены, системы безопасности – все это слилось в один ужасающий вой. Стены давили, потолок кружился, как будто я пьяным прилег на кровать посреди разгара вечеринки.
Красный. Серый. Красный. Серый. Красный.
Было похоже, что мой мозг кипит от мигрени, а глаза норовили выпасть от напряжения.
Картинка перед глазами становилась расплывчатой, то вдруг очертания становились слишком резкими. Даже сквозь закрытые веки я мог видеть все как наяву. А потом остался только чемодан. Черный чемодан с серым логотипом на обивке. И тьма.
Я проснулся резко. На часах было 5:43 утра, но время здесь шло неоднозначно. Иногда несколько дней проходило, как один миг. Иногда секунда тянулась месяцами. Всему виной было однообразие. Одни и те же пошарпанные койки, темно-болотные, кое-где темно-синие стены, никакого разнообразия в еде.