Чарли проходил мимо групп мальчиков с обнаженной грудью в рваных шортах. Играли в пыли возле открытых магазинов, защищенных толстыми металлическими воротами. Эти дети считали, что все белые люди богаты, поэтому они подошли к Чарли с протянутыми руками, плача: «Папа, папа, дай мне пять центов». У многих были раздутые животы. Один мальчик волочил за собой ужасно искалеченную ногу. У другого была большая шишка на животе, и он сидел на дороге, уставившись тусклыми глазами. Пожилые нищие с отсутствующими конечностями или слепыми глазами умоляли о подаянии более тихо, выставляя ржавые жестяные чашки, когда он проходил мимо.
Чарли, не обращая внимания на детей и нищих, взбирался на холм к центру Баптистевилля. Наверху шла Мэйн-стрит, разделенная затененным деревьями центральным островом, протянувшимся по всей длине города. По обе стороны были аптеки, кинотеатры, рестораны и сувенирные магазины в западном стиле, которые обслуживали богатых батанганцев, экспатриантов и редких туристов. Вечерние толпы здесь были меньше, потому что европейские или ближневосточные владельцы закрыли свои магазины, но улицы все еще были заполнены такси и автобусами с деньгами. Чарли перешел дорогу и свернул на Лафайет-стрит, центр ночной жизни Батанги. Здесь были Пещера, Павлин, Мауна-Лоа и другие ярко раскрашенные бары-лачуги, где барышни толкали преимущественно белых клиентов под непрекращающийся ритм рока и хип-хопа.
Чарли проскользнул мимо нескольких батанганских мужчин в шортах и разорванных футболках, которые сидели на обочине возле Мауна-Лоа, шутили, спорили и пили из бутылок, наполненных теплым пивом. Продавец сигарет попытался заинтересовать Чарли одной из пачек на подносе, который он балансировал на деревянной подставке. Несколько красивых африканских девушек в обтягивающих ярких платьях с глубоким вырезом прислонились к внешней стене бара. Чарли поздоровался с женщинами, которые знали его по имени. Одна девушка пообещала ему ночь экстаза, не похожую ни на одну из когда-либо испытанных смертным человеком. Чарли умолял, утверждая, что ночь с любым из них закончится тем, что он умрет от удовольствия. Женщины смеялись, когда Чарли вошел в хижину.
Белые экспатрианты и африканские женщины сидели за деревянной стойкой или за небольшими столиками, которые занимали большую часть площади. Чарли прошел мимо двух девушек из Батангана, которые танцевали друг с другом под «Коричневый сахар» от Rolling Stones, и сел на единственный пустой стул в баре.
Эх, Чарли, почему бы тебе не прийти еще? - спросил бармен.
- Ребекка, ты знаешь, я слишком сильно тебя люблю, - ответил он. Если я приеду слишком часто, я скажу, что ты должен выйти за меня замуж.
Может я скажу да, а? она ответила застенчиво.
Чарли покачал головой, изображая печаль. Я могу надеяться, но я знаю, что ты разобьешь мне сердце.
Ребекка хрипло засмеялась. Я говорю, Чарли, ты слишком много чушь меня.
Чарли улыбнулся. Как ты думаешь, сможешь найти мне холодный хайнекен?
Почти все в Батанге жили изо дня в день. Тайная полиция Батиста воспользовалась их нищетой, заплатив за информацию. Чарли понял, что было бы разумно никому не доверять, но Пьер сказал Чарли, что он может доверять Ребекке, красивой женщине из Батангана, которая когда-то была любовницей министра, владевшего Мауна-Лоа. Чарли часто посещал бары на Лафайет-стрит и знал Ребекку. Он никогда не слышал, чтобы она высказывала подрывные мысли или обсуждала политику, и был потрясен, узнав, что она была частью подполья.
Бармены встречаются с самыми разными людьми, и у Ребекки были знакомые, в Батангане и других странах, вверх и вниз по социальной лестнице. Пьер сказал Чарли, что Ребекка найдет того, кто поможет ему сбежать из Батанги. Этим утром маленький мальчик умолял его денег, используя кодовую фразу. Пока Чарли давал ему четвертак, мальчик сказал Чарли приехать на Мауна-Лоа в восемь тридцать.
Ребекка поставила матовую зеленую бутылку на стойку, пока Чарли небрежно осматривал комнату. Мужчины в баре были группами или болтали с женщинами. Никто не выглядел хоть сколько-нибудь заинтересованным в нем. Когда он повернулся назад, белый мужчина, сидевший через два стула от него, перегнулся через барную девушку, которая сидела между ними.
«Я знаю вас», - заявил он так громко, что его можно было услышать через музыку.
- Я так не думаю, - сказал Чарли, почувствовав запах выпивки изо рта с расстояния двух барных стульев.
Мужчина был широкоплечим, широким в груди и говорил с южным акцентом. Чарли вычислил его на шесть двести двести. Он был лысым, с румяным лицом и слабыми следами детских прыщей и выглядел так, как будто мог справиться с собой в драке.