— Ноги раздвинь!
Она послушно выполнила приказ, чуть согнув их в коленях… Только тихо вздохнула, закусив губу, когда он вошёл в неё, и так и лежала до самого конца, не открывая глаза, прикрытые дрожащими веками. На удивление, ему понравилось, и, отдохнув немного, он повторил, предварительно велев ей привести себя в порядок. Женщина ушла на кухню, звякала кастрюлей, плеская водой. На этот раз всё прошло лучше, чем в первый раз. Она даже позволила себе пару раз шевельнуться в такт ему, а когда достигла своего пика, негромко простонала, и его просто взорвало, он даже зарычал от возбуждения и наслаждения… На этот раз не стал откатываться, как в прошлый раз, а повернулся на бок, прижал её к себе. Узкая спина с торчащими позвонками вызвала у него острый приступ жалости, а рука прошлась по торчащим рёбрышкам, словно по клавишам. Обхватил впалый животик, прижал к себе. Коснулся губами шеи. Женщина задрожала, попыталась освободиться, но он не отпустил её, чувствуя прилив странной нежности после близости. Рука скользнула выше, уместившись между небольших грудей, просунулась между мягкой щекой и грубой тканью почти плоской подушки. Женщина тихо всхлипнула, и он встревожился:
— Тебе больно?
— Нет, господин…
Снова этот шелест…
— Вы…
Замолчала. Ладонь обожгла слеза. Плачет? Да. Спрятал её в объятиях, и замер, ощутив её доверчиво наивное желание спрятаться в нём, таком большом и сильном, от всех невзгод. Так и лежали молча, слушая друг друга. Её худенькая нога чуть шевельнулась, захватив его лодыжку в трогательной попытке нежности. Замерла. А он впитывал её терпковатый запах, запоминая…
— Светает, господин…
…Очнулся от странного очарования. Осторожно, даже бережно освободил руку. Поразительно. Она такая лёгкая. Даже не ощутил её веса. Худенькая, словно тростинка. Слез с кровати, оделся. Женщина приподнялась на локте, глядя на него странным взглядом. Ах, да. Боится, наверное, что я не заплачу… Зря. Но я сделаю даже больше, чем она думает… Присел на краешек койки, достал из внутреннего кармана бумажник. Раскрыл, вытащил пять купюр. Пять сотен кинов. В свете загорающегося дня ясно увидел удивление в её глазах. Положил рядом на подушку.
— Господин… Это слишком, слишком много! Мой муж, он работал слесарем, получал всего триста кинов в год… Не надо столько!
Чего она боится?
— Тебе страшно?
Кивнула, опять закусив губу.
— Твой ребёнок болен? За комнату надо платить?
Обвёл рукой вокруг:
— Здесь нет ни мебели, ни еды, ничего. У тебя только одно старое платье. И я не вижу игрушек.
— Они под кроватью. В ящике, господин…
Нагнулся, действительно, небольшая коробка, в которой потрёпанный тряпичный мячик и небольшая повозка. Всё.
— У тебя нет работы. И никто не хочет тебе дать её из‑за твоего сына, который не просто мал, но и болен. И довольно серьёзно.
— Вы правы, господин…
— И ты уже отчаялась увидеть в жизни что‑то хорошее, отчего и решилась пойти на панель…
— Вы рассказываете мне мою жизнь, господин… Зачем?
…И снова слёзы на глазах…
— Я иностранец, как ты поняла.
— Я догадалась, господин…
— И одинок.
— Не знаю, господин…
— Одинок. У меня нет жены, нет подруги. И… Скажу так, здесь…
Похлопал по кровати, отчего та вдруг покраснела…
— Ты мне понравилась. Даже очень понравилась.
— Но я… Я почти ничего не умею… В этом смысле… У меня кроме мужа и вас… Никого не было…
Опустила голову.
— И не надо. Я хочу стать твоим единственным клиентом. Учти — единственным.
— Господин!.. Но я… Я…
— Решай. Ты узнала меня. Знаешь, как тебе придётся со мной в постели. Теперь убедилась, что я плачу достаточно щедро…
— Слишком… Щедро, господин…
— Плата соответствует доставленному удовольствию. Поверь, если бы меня что‑нибудь не устроило — денег было бы значительно меньше. Поэтому предлагаю тебе куда лучший выбор, чем идти на панель. Тебе так не кажется?
Кивнула.
— Значит, ты согласна?
Несмело подняла голову, кивнула еле заметным движением.
— Да?
— Да… Господин…
— Вот и хорошо. Как тебя зовут?
— Альма, господин. Андатан.
— А раньше?
— Вы догадались, господин? Я из Гонведии…
— Вид у тебя нетипичный для океанки. Но для меня нет разницы, откуда ты. Только учти, что тебе придётся подчиняться мне во всём.
— Да… Господин…
— Поэтому запомни первое правило, самое важное: когда я к тебе прихожу, на тебе, кроме платья ничего не должно быть. Никаких корсетов, рубашек, и прочего. Ясно?