Мало-помалу мрак в подвале сгустился; они догадались, что настал вечер. Тюремщик принес хлеба и сыру, пожелал им, так приветливо, как только осмелился, покойной ночи и ушел, с грохотом захлопнув за собой дверь. Сидя в темноте на охапках соломы, трое узников прислушивались к возне крыс и лязгали цепями, чтобы их отогнать.
– Что ж, одно утешение у меня как-никак остается, – сказал, тяжко вздохнув, Феликс. – Если мне суждено провести остаток моих дней в этой берлоге, я не буду страдать от того, что у меня только один. глаз. Тут все равно ничего не увидишь, будь ты даже глазаст, как павлин.
Они попытались освободиться от цепей, но только поранили себе щиколотки.
– Даже если бы нам удалось сбросить цепи, это было бы ни к чему, – сказал Бренн, – дверь тяжелая, дубовая, – а в отдушины не пролезть.
И все же они много раз возобновляли свои попытки; их побуждала к этому надежда, что, разорвав цепи, они сразу приблизятся к свободе, даже если потом еще придется долбить каменные стены.
Им чудилось, что они уже долгие часы томятся во мраке, но у них не было никакой возможности измерить время; а потом им стало казаться, что они давным-давно заперты в этой тюрьме, и ледяной ужас сковал их сердца. Их обуяла гнетущая тоска, они перестали разговаривать и неподвижно лежали на прелой соломе.
– Чу! Кто-то идет! – сказал Марон; все трое приподнялись и насторожились.
– Если это хозяин, – проворчал Феликс, – пусть только подойдет ко мне поближе, и я концом цепи размозжу ему череп~
Дверь заскрипела, приоткрылась, и на пороге появилась женская фигура с завешенным фонарем в руке. Завеса спала, резкий переход от тьмы к яркому свету на миг ослепил узников. Затем они различили, кто перед ними. То была жена Барбата.
– Тсс, – шепнула она, приложив палец к губам. Выждав, пока сопровождавшая ее молодая служанка плотно закрыла дверь, она нежным, печальным голосом спросила узников: – Можете ли вы простить нас?
– Ты ни в чем не виновата, – сказал Бренн. – Мы рады, что спасли тебе жизнь, а если для нас дело плохо обернулось, – это неважно!
Женщина обвела подвал глазами и содрогнулась.
– Как здесь холодно! – молвила она. – Но вам уж недолго здесь оставаться.
Она вытащила из-под своего покрывала большую связку ключей и передала ее служанке. Трепеща от радости, пленники узнали ту самую связку, которую видели, когда стражи замыкали их оковы. Служанка быстрым шагом подошла к ним. Испробовав, при свете фонаря, несколько ключей, она нашла те, которые ей были нужны, и не без усилия повернула их в тяжелых замках.
Узники так тихо, как только могли, положили цепи наземь и выпрямились, расправляя затекшие руки и ноги.
– Не Думайте о нем дурно, – сказала женщина. – Он ведь привык строго соблюдать законы…
Голос ее дрогнул, она опустила покрывало на лицо; узникам показалось, что она беззвучно плачет.
– Успокойся, госпожа, – сказал Феликс, – покуда на свете есть не только такие люди, как твой муж, но и такие, как ты, – еще можно жить.
– Вы всем нам спасли жизнь, – молвила она едва слышно, – и мне очень совестно, что единственное, чем я могу вас отблагодарить, – это выпустить вас на свободу.
– Ничего другого нам и не нужно, – ответил Бренн. – Мы совсем не хотим оставаться в этих местах.
– Прошу вас, возьмите вот это, – сказала женщина.
Она сняла с шеи золотое ожерелье, но Бренн остановил ее, воскликнув:
– Нет, нет! Нам нужно только одно – свобода. Твой муж быстро хватится… Прошу тебя – и не думай об этом.
Женщина с явной неохотой снова надела ожерелье и молвила, словно размышляя вслух:
– Я освободила вас от оков, а себя не могу освободить…
– Пойдем с нами, – сказал Бренн, сгоряча не подумав, что для нее означает такое решение.
Она рассмеялась тихим, серебристым смехом.
– Спасибо! Мне кажется, за всю мою жизнь ничто не радовало меня так, как твое предложение, но я не могу его принять. Отныне я буду считать, что вы втроем подарили мне эту золотую цепь, и, быть может, мне теперь легче будет носить ее. – Голос женщины снова стал ровным, звучным. – Но вам лучше уйти поскорее, – прибавила она.
– Покажи, в какую сторону нам идти, – попросил Марон. Мы не хотим встретиться кое с кем.
Ему неприятно было упоминать имя ее мужа.
– Он спит, – холодно, спокойно сказала женщина, – он пьян.
Помолчав, она пояснила:
– Значит, вам нечего бояться. Идите тем же путем, каким пришли. Девушка проводит вас до большой дороги, а крестьяне не сделают вам зла. Они знают, кто спас их от мавров, и завтра будут искать вас не там, где надо.