В магазине можно найти предметы, произведенные в любую эпоху не слишком длинной американской истории. На старинном кухонном столе с хромированными краями разложена целая экспозиция плейеров iPod и других миниатюрных коробочек, бывших в моде, когда дедушка Коннора ходил в школу. На экране антикварного плазменного телевизора разворачивается действие какого-то допотопного фантастического фильма. Судя по всему, речь идет о техногенном будущем, которое так и не наступило: седовласые сумрачные гении и летающие машины остались фантастикой.
— Что вас интересует? — спрашивает выходящая из глубины помещения, из-за конторки, на которой стоит кассовый аппарат, пожилая женщина, скрюченная, как знак вопроса. В руках у нее палка, хотя не похоже, чтобы она нуждалась в третьей точке опоры.
Риса качает ребенка, безуспешно стараясь утихомирить его.
— Мы ищем Соню.
— Вы ее нашли. Что вам нужно?
— Нам нужна… ну… как бы это сказать… ваша помощь, — объясняет Риса.
— Да, — подтверждает Коннор, — нам порекомендовали обратиться к вам.
Старушка смотрит на них с подозрением.
— Это как-то связано с сегодняшним происшествием в школе? Вы Хлопки?
— Вы считаете, мы похожи на Хлопков? — спрашивает Коннор.
Пожилая дама смотрит на него, недоверчиво прищурившись.
— А кто их знает, как они выглядят.
Коннор смотрит старушке прямо в глаза и щурится так же, как она. Сжав кулак, он изо всех сил ударяет им в стену, так сильно, что на костяшках пальцев появляются ссадины, а небольшая акварель, висевшая на гвозде, падает на пол. Коннор ловит ее на лету и кладет на стойку.
— Видите? — спрашивает он. — Моя кровь не взрывается. Если бы я был Хлопком, здесь все бы взлетело на воздух.
Пожилая дама негодующе смотрит на Коннора, но он, хоть и с трудом, выдерживает взгляд. Глаза у старушки усталые, но в глубине по-прежнему прячется неукротимая воля. Но Коннор не отворачивается.
— Видишь горб? — спрашивает Соня. — Я его заработала, защищая людей вроде тебя.
Коннор продолжает смотреть пожилой даме прямо в глаза.
— Что ж, значит, мы ошиблись адресом, — говорит он, бросая взгляд на Рису. — Пошли отсюда.
Он разворачивается, чтобы уйти, но в этот момент старушка ловко и больно охаживает его палкой по голеням.
— Не торопись, голубок, — говорит она. — Ханна звонила мне, так что я знала, что вы придете.
Риса, продолжая качать безутешную малышку, не выдерживает и испускает радостный вздох:
— А сразу вы нам об этом не могли сказать?
— Да это неинтересно совсем было бы.
К этому моменту посетитель с кислой физиономией успел уже обойти весь торговый зал, перебирая и трогая представленные в нем предметы с видом человека, испытывающего отвращение ко всему, что есть в магазине, и вернулся к стойке.
— Во втором зале у меня имеются великолепные старинные игрушки, — говорит Соня, бросая на пожилого господина осторожный взгляд. — Прошу вас, пройдите туда, я скоро к вам присоединюсь и все покажу. И бога ради, — добавляет она уже шепотом, обращаясь к Рисе, — накорми этого несчастного ребенка!
Вход во второй зал скрывается за дверью, задрапированной чем-то вроде старинной душевой занавески. Если в первом зале еще как-то можно перемещаться, то во втором вещей столько, что пройти практически невозможно. Чего там только нет: сломанные рамы для картин, ржавые птичьи клетки и прочее барахло, не признанное хозяйкой пригодным для продажи. Мусор, не попавший на помойку.
— Думаешь, старушка нам поможет? — спрашивает Коннор. — Да она, похоже, и со своими делами справиться не в состоянии!
— Ханна сказала, что поможет. Я ей верю.
— Как ты, человек, выросший в интернате, еще можешь доверять людям?
Риса сердито смотрит на Коннора и протягивает ему ребенка.
— Подержи-ка, — говори она, осторожно передавая заливающегося малыша из рук в руки. Впервые после появления ребенка она доверила его Коннору. Взяв девочку, он обнаруживает, что она гораздо легче, чем ему казалось. Странно, такое требовательное и громогласное существо — и почти ничего не весит. Малышка продолжает плакать, но уже не так громко, — видимо, силы на исходе.
Теперь их с ребенком ничего не связывает. Рано утром его можно снова подкинуть кому-нибудь… Подумав об этом, Коннор ежится, ему неприятно. Казалось бы, они ничего не обязаны делать для малышки. Она оказалась у них по его глупости, но они не ее родители. Коннору рано иметь детей, но мысль о том, что ребенка нужно отдать людям, которым малышка нужна еще меньше, чем ему, приводит его в бешенство. Усталость и грусть смешиваются и превращаются в ярость. Когда такое случалось с Коннором дома, он всегда попадал в неприятности: переставал адекватно воспринимать окружающих, бросался на людей, дрался, обзывал учителей нехорошими словами или нарочно выезжал на скейтборде на оживленный перекресток.