— Хорошо, — ответил Чин и огляделся. — А здесь-то что творится?
— Рейд идет, — прошептала Ённа, а потом принялась рассказывать, как полицейские ворвались в дом и велели всем выметаться вон.
Перемещаясь от одной квартиры к другой, они будто играли в спортивную игру и перекрикивались между собой, как футболисты на поле. «Ребят, вы что, всё еще на втором? Почему не поднимаетесь?» — кричали они, и в окнах квартир то появлялись, то исчезали из виду их прыгающие вверх-вниз фуражки.
Чин посмотрел наверх и с волнением обнаружил, что полицейские добрались до родительской квартиры на пятом этаже. Каждая семья прятала в доме что-нибудь ценное: тайник с запасом провианта на черный день, фамильное золото… И Чин не сомневался, что у матери тоже где-то припрятаны ценности: она была из тех женщин, что всегда оставляют что-нибудь про запас.
«Во имя Великого Руководителя! — взмолился Чин, — пусть они пройдут быстро и ничего не обнаружат!»
Полицейские медленно поднялись на шестой этаж, затем еще выше. К семи вечера они закончили обход десятого этажа и уехали, вытащив свои дубинки из дверных ручек и разрешив жильцам вернуться в квартиры. Чин с семьей поднялись по темной лестнице и обнаружили, что дверь их квартиры приоткрыта, а по бетонному полу разбросаны кастрюли и столовые приборы. Кособокие дверцы гардероба в гостиной распахнуты, и постельное белье с одеждой выброшены на пол.
Умма упала на колени и принялась рыться в гардеробе, с остервенением перетряхивая простыни и отшвыривая подушки, набитые гречишной шелухой.
— Забрали, ничего не осталось! — Она рухнула на кучу белья и, замолотив по ней руками, зарыдала.
— Что такое? — Чин присел рядом с матерью и робко коснулся ее волос.
Они так поредели, что сквозь тщательно уложенные локоны с химической завивкой просвечивала кожа. А ведь маме всего пятьдесят…
Ённа подошла к брату и прошептала:
— Они забрали нашу кукурузную муку.
Глаза Чина округлились.
— Аппа! — позвал он.
Пак, прислонившись спиной к стене, стоял неподвижно, сжав кулаки так, что большие пальцы оказались внутри, и молча смотрел на жену. Ённа опустилась на колени подле матери, и по щекам девушки заструились слезы.
Чин снова взглянул на отца, ожидая его реакции. Ему хотелось встряхнуть аппу, заставить его действовать. «Скажи маме, что ты найдешь еще еды. Скажи ей, что у нас дома безопасно, что в нашей жизни не все так плохо. Скажи что угодно. Соври! Ты — глава этой семьи, так сделай что-нибудь!»
Но отец пребывал в каком-то оцепенении и молча наблюдал, как рыдают жена и дочь. Наконец Чин наклонился к ним и прошептал сестре на ухо:
— Придется мне что-нибудь придумать.
— Что ты можешь придумать? Ты даже не живешь здесь больше. — Она посмотрела на брата.
С этого ракурса Чину стало заметно, как впали ее щеки, а руки стали худыми, точно у ребенка. Он отвернулся, сгорая от стыда. Пока его родные умирали с голоду в Янгдоке, он получал ежедневные пайки в университетском кафетерии. Это были обычная ячневая или кукурузная крупа или капуста, но все же он мог питаться. А у его матери и сестры условия жизни стали еще хуже.
Чин вынул из рюкзака два маленьких пакетика с ячневой и кукурузной мукой и положил перед матерью:
— Умма, вот немного провизии для всех.
— О, Чин, — всхлипнула она, — не стоило.
Сын наклонился к матери и обнял ее, накрыв собой худую согнутую спину. Он вспомнил, как она держала его на руках и пела ему песню о Великом Руководителе: «Нет родины без тебя!» Каким прочным и безопасным казался ему мир в то время. Теперь она стала маленькой, гораздо ниже, чем была тогда, и такой хрупкой.
Мать положила свою ладонь поверх его и долго так держала. А когда убрала, в ладони Чина остался маленький бархатный мешочек. Она сжала пальцы сына вокруг этого мешочка. Чин заглянул внутрь и увидел нефритовое ожерелье в виде глотающего собственный хвост дракона. В его пасти поблескивал небольшой бриллиант. Давным-давно мама показывала ему это ожерелье и рассказывала, что оно принадлежало ее матери и его удалось сохранить в семье во время японской оккупации и Корейской войны. Свернувшийся в кольцо дракон символизировал баланс во Вселенной, гармонию между инь и ян.
Чин посмотрел на мать.
— Что мне с ним делать? — спросил он.