Мне не терпится прижать пальцы к синякам и заново пережить то, как они там появились.
Я попрошу еще, пока не смогу играть синяками на коже, как на пианино.
Прижми меня сильнее. Поцелуй меня сильнее. Трахни меня сильнее.
Пусть мои клиенты увидят, что было сделано с моим телом, и поймут, что хотя они прикасаются ко мне и несмотря на то, сколько денег или подарков они бросают в меня, они никогда не подойдут достаточно близко, чтобы отметить меня таким же образом.
Я не так много могу дать Таланту, чего у него еще нет, но он может получить эту маленькую часть меня.
— Если бы ты убежала, это было бы только форой, — говорит Талант. Игривая ухмылка на его губах становится провокационной, и я медленно выдыхаю, когда давление между моими ногами нарастает, — Я буду преследовать тебя, Лидия. Я всегда тебя найду, а если не смогу, то знаю людей, которые смогут.
Романтика для детей, которые не выросли, наблюдая как их мама танцует под красным светом в стриптиз-клубе. Это не для тех из нас, чей единственный пример страсти определялся тем, сколько долларовых купюр было брошено на сцену. Когда вы потеряли девственность из-за хищного охранника, и когда бойфренд вашей матери облизывался всякий раз, когда видел вас, или когда ваш единственный пример секса до сих пор был преднамеренным и полностью оплачиваемым — романтика не применима.
Я не буду знать, что делать с розами и сладостями. Но сказать мне, что ты привяжешь меня к кровати, чтобы я не убежала… ну, теперь я понимаю.
— Не недооценивай мою способность исчезать, Талант, — полушутя говорю я, — За свою жизнь мне удалось убежать не только от адвоката.
Тень застилает глаза Таланта, и он притягивает моё тело и простыни ближе, чтобы перекатиться на меня. Его вес усиливает кипящую потребность под моей кожей, и я впиваюсь кончиками пальцев в его предплечья, чтобы не превратиться в пепел и угольки. Он отталкивает простыню и засовывает ладонь под мою киску, опуская свой лоб к моему.
— Ты хочешь уйти, когда я могу заставить тебя чувствовать себя так? — спрашивает он, водя пальцами по моему клитору.
Я достаточно горяча, чтобы расплавиться.
Достаточно влажная, чтобы перелиться через край.
Достаточно отчаянная для облегчения, чтобы позволить этому течь бесконтрольно.
Почти.
Щелкнув языком по нижней губе Таланта, я дразню его поцелуем, пока он не подчиняется и не наклоняется ко мне. Я захватываю губу Таланта там, где его ухмылка встречается с его щеками, и прикусываю, ожидая, когда вкус меди коснется моего неба.
И тогда я кусаюсь сильнее.
Он стонет от боли, но его член твердеет о мое бедро.
Я отпускаю его рот и вытираю струйку крови с губ, слизывая ее с ладони. Прежде чем Талант оценивает повреждение его красивого рта, я переворачиваю его на спину, оседлав талию. Его член проскальзывает между складками, и я двигаю бедрами, чувствуя, как каждый дюйм скользит по мне.
— Если бы я хотела исчезнуть, — говорю я, проводя ногтями по его груди, — У тебя не было бы шанса привязать меня к кровати, Талант. Я могу выйти из этой комнаты прямо сейчас, и ты никогда меня больше не увидишь, если я не захочу.
— Ты не понимаешь, о чем, черт возьми, ты говоришь, — он хватает меня за бедра и пытается уговорить меня успокоить его эрекцию, но я сопротивляюсь, — Лидия, ты понятия не имеешь…
Я беру его член в руку и использую свое возбуждение, чтобы двигать рукой вверх и вниз в мучительном темпе. Игра с ним возбуждает меня, поэтому вместо того, чтобы впустить его в свое тело или заверить бедного принца, что я не уйду, пока он меня не отошлет, я прижимаюсь своей грудью к его груди и облизываю маленькую ранку в уголке его рта. Потом мы целуемся со вкусом крови во рту.
— Не надо, — шепчет Талант против моего поцелуя, — Никуда не уходи без меня.
Ища в его выражении след обмана, я нахожу только веру.
А я верующая.
— Хорошо, — говорю я. Мое сердце бьется вдвое в знак согласия, и я целую Таланта так нежно, как только могу.
Введя его внутрь себя, я словно возвращаюсь домой после долгого отсутствия. Он наполняет меня полностью, и я чувствую каждую его частичку, каждую неровность, каждую вену. Мое тело растягивается и двигается, чтобы приспособиться к его размеру, медленно, чтобы вызвать восторг от того, как он выскользнул из меня и вернулся, я двигаю бедрами вперед и назад.
Он медленно моргает, и его длинные ресницы отбрасывают тени на самые высокие точки его щек. Густые брови хмурятся, образуя морщины между его темным и глубоким взглядом. Талант сжимает губы перед тем, как они раскрываются и больше уже не смыкаются. Мне хочется схватиться за порез, нанесенный мной в уголке его рта, и насладиться его сущностью, потому что она такая чертовски чистая.
И я не удивлена, когда осознаю, что не хочу, чтобы это заканчивалось. Вместо отработанных строк, которые прокручиваются в моей голове, когда я с клиентом, мой разум целиком и полностью сконцентрирован на том, как Талант находит свет во мне. Он сжимает ладонями мою грудь, мои запястья, мои бедра.
Он шепчет.
— Блять.
И шепчет.
— Детка.
Мне хочется выдохнуть.
— Я не знаю, что это такое, но никогда больше не забирай это.
Но я бы не посмела.
Привяжите нас обоих к кровати, чтобы мы никогда не смогли уйти. Мир за пределами этой темной спальни в пентхаусе на четырнадцатом этаже в роскошных апартаментах Гранд-Опал небезопасен. Принцу и беглянке не место жить в гармонии.
Я откидываю голову назад и кричу, царапая его живот ногтями.
Неизвестно, что произойдет, когда мы вернемся к нашей обычной жизни. У мира так много всего против нас, и мы можем не выдержать испытания временем и осуждения со стороны других и самих себя. Держим ли мы наши отношения в секрете? Или мы ставим все на карту и сталкиваемся с неизбежным?
Мы запутались в катастрофе.
Талант садится и обнимает меня. Он целует меня от груди, вверх по шее, ко рту. Изменение положения дает ему больший радиус действия, и я чувствую, что сейчас разорвусь на части. С удовольствием.
Я не знаю ответов.
Я не знаю, как быть Лидией Монтгомери.
Я не знаю, как быть той, кого заслуживает Талант, и не знаю, почему он выбрал меня.
Но когда мое тело взрывается и рассыпается в огненном взрыве, стирающем все нерешительность и страх на своем пути, меня это не волнует. Я хочу этого.
Я хочу его перед лицом неопределенности.
В неизбежности.
И больше всего я хочу его, когда гаснет свет.
Глава 18
Лидия
Крикет умерла во вторник.
В последний раз я видела ее живой за два дня до этого, в воскресенье днем. Хотела бы я создать ложное воспоминание о том, как мы провели последний незабываемый день вместе перед ее предсказуемой смертью, но это не так. Наш последний разговор был изменчивым, потому что я перестала слепо смотреть на нее и начала обижаться на нее за свою жизнь. Наши отношения так и не наладились после той ночи, когда мне понадобились деньги на долларовый кинотеатр, и я вломилась к ней, трахавшей незнакомца в туалете.
За месяцы между той ночью и смертью, мама отказалась от всякого подобия себя и смирилась со своей зависимостью, а я, шестнадцатилетняя девочка, жила в жизни так, как могла, будучи подростком с равнодушной полумертвой матерью. Я выросла отдельно от Крикет, и было ясно, что мы с ней не похожи. Впервые я регулярно ходила в школу, поэтому мне не приходилось проводить дни в клубе или дома, избегая Марти, а также потому что мне нравилось учиться. Я занималась сексом, чтобы понять, в чем дело, но меня это не интересовало. Я подумывала о наркотиках, но я жила с реальной внешкольной особой. Наблюдая за тем, как она деградирует, я очень испугалась.