– А мои обязанности? – на всякий случай уточнила я. – Быть только телом для битья или что-то ещё?
– Какие-нибудь пустяки, вроде регулярной уборки помещения и выполнения моих текущих просьб.
– Ты хотел сказать «приказов»?
Лауль виновато усмехнулся:
– Не стоит прятать от императора такую мелочь.
– Согласна.
На этом разговор был окончен.
Инквизитор потянулся к столу, а я поспешила спрятаться в ванной, не имея никакого желания смотреть, чем он собирался прикрывать свои тёмные делишки.
Успеется. Пока же меня ждал душ с горячей водой, более-менее мягкая постель и сладкий полноценный сон…
Как же долго я об этом мечтала!
ГЛАВА 4. Признание
К своему новому положению я привыкла довольно быстро, и вскоре оно уже не казалось мне чем-то особенным. Сутки всё так же длились тридцать часов, на смену долгим дням приходили короткие ночи, чтобы снова поменяться местами… В общем, ничего необычного не происходило.
Своё слово Лауль держал и действительно меня не трогал. Он вообще почти всё время где-то пропадал, обычно возвращаясь уже после захода солнца. И, откровенно говоря, меня это не радовало.
Нет, Инквизитора я так и не простила, просто ввиду практически полного отсутствия работы, большую часть времени я откровенно скучала в одиночестве. Иногда, правда, он давал мне возможность развеяться и брал сопровождать его на какие-то незначительные мероприятия, однако там мне всё так же приходилось изображать покорность, и потому удовольствия от такой смены обстановки я не получала.
Впрочем, даже если бы его график был иным, сильно это ни на что бы не повлияло. Как оказалось, обсуждать нам было особо нечего, а разговаривать просто не о чём. По негласному уговору мы старались не касаться нашего общего прошлого и призрачного будущего, предпочитая жить настоящим, поэтому даже без внешнего наблюдения Инквизитор чаще всего молча занимался своими делами, а я продолжала своё бесконечное и бессмысленное существование… Спасали лишь редко возникающие вопросы с моей стороны, подчас выливающиеся в тонны невероятных откровений.
Так, однажды, после очередного выхода в свет, я привычно устроилась на ковре поближе к Лаулю, плечом прислонившись к его креслу, и спросила:
– Скажи, а чем на Патриоре занимаются мужчины-рабы?..
– По-разному, в зависимости от класса, – рассеянно отозвался Инквизитор, сосредоточенно вчитываясь в какой-то документ. – Высших рабов ты видела. Они настолько близки к свободе, что уже ходят прямо и отличаются от своих хозяев лишь отсутствием кнута на поясе. Остальные же прозябают в полях, на заводах или в лабораториях, принося пользу Империи своими техническими или научными навыками, а при отсутствии оных – применяются для экспериментов, обкатки нового оборудования, тестирования изобретений и подобного. Всё, как у женщин, только выбор меньше. А выбиться в люди можно так же.
Я задумчиво прикусила губу. Если бы император узнал о моём таланте, он непременно отправил бы меня в какую-нибудь лабораторию. И я никогда бы не встретила Лауля…
– Слушай, а дети-рабы встречаются? – вдруг вспомнила я.
– Да, и частенько.
– Но откуда? Неужели они тоже бывают предателями?
– Нет. По умолчанию до совершеннолетия дети считаются безвинными.
– Значит, невольникам разрешают вступать в брак?
– Никогда. Любые половые контакты между рабами категорически запрещены.
– Тогда как?.. – в полнейшем непонимании протянула я.
Инквизитор тяжело вздохнул и, отключив комм, повернулся ко мне:
– Очень просто: если свободный мужчина заинтересуется рабыней настолько, что она забеременеет, в том числе по неосторожности, то рождённый ребёнок считается невольником.
Тут в голове проскочила мысль, до чего же не повезло этим несчастным созданиям, однако высказывать её вслух я не стала.
– Почему же тогда я их ни разу не видела? – поинтересовалась вместо этого.
– Потому что они обычно воспитываются в домах отца.
– И девочки?
– Да. Из них тоже можно извлечь немалую выгоду.
– А в классовом положении они имеют какое-то преимущество?
– Нет. Для получения свободы они точно так же должны доказать свою уникальную полезность Империи, а лучше сразу совершить нечто выдающееся, чётко указывающее на преданность собственной родине и законам её жизни. Единственное преимущество, которое у них может быть – изначально лучшие условия существования, более мягкое отношение. Но так случается далеко не всегда.