Потом в голове возник вопрос: а если я считаю басилевса таким страшным и необоримым, то почему он не на мне?
Мысль выглядела настолько нелепо, что страх, с которым я боролась из последних сил, пропал. Ну, в самом деле, я приписала мужчине все возможные пороки, и боюсь несуществующего!
И если пока я лежу тут бесчувственная, а на мою девичью честь никто не покушается... То басилевсу от меня нужно что-то другое, нежели просто удовлетворить похоть! И он со мной играет как сытый кот с мышью...
Я приоткрыла глаза, чтобы посмотреть из-под ресниц что творится в комнате — есть ли у меня ещё время изображать обморок?
Оказалось, что на кровати никого, кроме меня нет. Басилевс, точнее — мужчина, которого я в этом подозревала, стоял около двери в коридор и о чём-то тихо разговаривал со старцем. Царедворец был одет в дорогой парчовый халат, подпоясанный ремнём, сплошь усаженным золотыми бляхами. Продав его вышитые сапоги, можно было бы снарядить две новых лодьи, наподобие той, в которой мы приплыли в Царь-Город.
Перед уходом старец поклонился, что окончательно убедило меня в том, что посетил меня именно басилевс, а не какой другой живущий во дворце мужчина: по обычаю, старики в Южной Империи кланялись только тем чиновникам, которые были на несколько ступеней выше их по положению: вряд ли служащий во дворце и убелённый сединами старец будет кланяться кому-либо кроме басилевса.
Беспроигрышный вариант воззвать к старшему и попросить защиты у него — отменялся. А жаль.
Я поспешно закрыла глаза. Не зажмурила — что сразу бы выдало меня, а именно закрыла, постаравшись как можно больше расслабить веки.
Предположим, что ещё немного времени у меня есть. И если басилевс со мной играет... то я могу попробовать обернуть его правила против него самого. Желательно — сделав так, чтобы ему было выгоднее меня отпустить, чем оставить рядом с собой.
Ладно, двум смертям… И я решительно открыла глаза. Кровать предательски заскрипела, когда я попыталась встать.
- Как ты сэбя чувствуэшь? – мужчина стоял у двери во внутренний дворик, повернувшись ко мне на звук.
- Уже лучше. Спасибо за заботу, император, – я присела в поклоне, опустив голову.
Басилевс подошёл и, требовательно взяв пальцами мой подбородок, поднял из поклона и заставил глядеть ему в лицо.
- Такой поклон умэстэн при дворэ Западного королэвства, и возможэн для эго житэльницы, – с улыбкой сообщил он мне. – А здэсь приняты поясныэ поклоны, как и у вас на сэвэрэ.
Я покраснела и отвела глаза. Это же надо так ошибиться! Позор мне!!
- Думаю, что тэбэ стоит научиться нэ краснэть, – мужчина крепко прижал меня к себе, не отпуская, впрочем, подбородок. – От этого ты становишься эщьйо соблазнитэльньйээ, – последние слова он чувственно прошептал мне куда-то в висок, после чего принялся медленно спускаться поцелуями от уха к тонкой коже на шее.
Но то ли от повторного испуга, то ли от того, что я воспринимала происходящее примерно как поединок за мою свободу, но тех жарких эмоций от поцелуев, которые были в первые минуты, не было!
Воздав ещё раз хвалу Предкам-Хранителям, я уточнила:
- Разве не говорил Единый: «не желай жены ближнего своего»?
Басилевс перестал меня целовать и взглянул мне в лицо. В его глазах горел азарт охотника, почуявшего добычу.
- А развэ ты – чья-то жэна? – с усмешкой спросил он. – Или ты жаждэшь эю стать?
На словах «чья-то жена» меня передёрнуло, что не укрылось от мужчины.
- По-моэму, ваши боги нэ наказывают за то, что жэна живьйот с мужчиной бэз обряда.
- У нас нет богов, – я отвела взгляд и говорила шёпотом. Перечить, даже на словах, человеку, за которым стояла сила целой империи, было страшно. Очень страшно. – Мы молимся Предкам, и… - я сглотнула, пытаясь вернуть подвижность заплетающемуся языку. – Надо делать такие поступки, чтобы они были достойны Предков. А быть женой мужчины только потому, что побоялась возразить – не самый лучший поступок.
- А эсли я возьму тэбя силой? – в глазах мужчины горел огонь любопытства.
- Предки-Хранители защитят меня. А если это всё же произойдёт – значит, я совершила проступок, и это – искупление.
Долго смотреть в лицо басилевса мне было боязно, так что, в основном, я разглядывала мозаичную плитку на полу. Наибольшее внимание уделяла голосу: он должен был звучать уверенно и твёрдо, но тихо – в тесных объятьях было отлично слышно биение сердцец. Ну, ещё я не хотела показать себя скандалисткой.