Здесь все это давило на нее тяжким бременем, вызывало ощущение неловкости, даже какой-то неполноценности, ныло в душе смутной тоской. Но с этим ничего нельзя было поделать, кроме как напоминать самой себе, что Гарри и Айлин в школе следует называть мамой и папой. От этого их портреты как будто росли, но при этом становились расплывчатыми. Достаточно было произнести «мама», «папа» – и четкие контуры тут же размывались, а сами образы слегка приукрашивались. Но дома этот прием не срабатывал. Она не могла себе признаться, что так было бы спокойнее.
Кафе неодолимо притягивало к себе одноклассниц Лорен, но им не хватало смелости зайти внутрь, и девочки, пройдя через вестибюль гостиницы, направлялись в туалет. Там они минут пятнадцать, а то и полчаса делали себе и друг дружке прически, красили губы помадой, не иначе как украденной из универмага «Стедманс», нюхали запястья и шеи подруг, опрысканные всевозможными пробными духами в парфюмерном отделе аптекарского магазинчика.
Когда они позвали с собой Лорен, она заподозрила подвох, но все равно согласилась, лишь бы не возвращаться в потемках одной в дом на опушке леса.
Едва зайдя в вестибюль, две девочки потащили Лорен к конторке, за которой на высоком стуле сидела буфетчица и что-то высчитывала на калькуляторе.
Буфетчицу – Лорен знала об этом от Гарри – звали Дельфиной. У нее были длинные роскошные волосы, то ли белесые от природы, то ли просто седые, – выглядела она далеко не юной. По-видимому, волосы ей мешали: привычным жестом она то и дело отбрасывала их назад. Глаза с тяжелыми веками, на которых густо лежали фиолетовые тени, обрамляла темная оправа очков. Лицо ее, как и тело, было широким, бледным и гладким. В ее облике, впрочем, не читалось ни малейшего намека на вялость. Она подняла голову – глаза оказались ровного светло-голубого цвета – и окинула девочек взглядом, выражающим готовность к любой гнусной каверзе.
– Это она, – выпалили девочки.
Теперь буфетчица уставилась на Лорен.
– Лорен? Точно? – спросила она.
Удивленная Лорен подтвердила, что зовут ее именно так.
– Я спросила у них, нет ли в школе ученицы по имени Лорен, – объяснила Дельфина таким тоном, будто девочки уже были где-то далеко и не имели никакого отношения к разговору. – У меня тут находка есть. Видно, кто-то в кафе потерял.
Выдвинув ящик, она достала золотую цепочку. С цепочки свисали подвески в форме букв, образующих имя: ЛОРЕН.
Лорен помотала головой.
– Не твоя? – переспросила Дельфина. – Жаль. Я уж всех школьников опросила – никто не признается. Пусть лежит пока. Авось кто-нибудь и хватится.
– Можно разместить объявление в газете моего папы, – сказала Лорен.
Лишь на следующий день она поняла, что лучше было бы сказать просто «в газете»: проходя по школьному коридору мимо каких-то девчонок, она услышала ехидное «в газете моего папы».
– Можно, конечно, – сказала Дельфина, – да только сюда слетятся все кому не лень и будут доказывать, что это их цепочка. И каждая будет прикидываться, что ее зовут Лорен. Цепочка-то золотая.
– Они же не смогут ее носить, если их не так зовут, – заметила Лорен.
– Ну и что? Заполучить-то всем охота.
Девочки тем временем направились в сторону туалета.
– Эй, вы, – окликнула их Дельфина, – туда нельзя.
Они в удивлении обернулись:
– Как нельзя?
– А вот так, нельзя. Ступайте дурачиться в другое место.
– Но раньше вы нас пускали.
– То было раньше, а это сейчас.
– Разве туалет открыт не для всех?
– Нет. В городской управе – для всех. А ну, брысь отсюда.