Лагерь мгновенно взорвался криками и суматохой. Монголы Хана выскочили из своего войлочного шатра с ружьями и луками. Наши тоже подоспели, хватаясь за оружие — ружья, ножи, что было под рукой. Несколько теней уже отделились от стада, ведя за собой упирающихся верблюдов и пару монгольских лошадей. Наших, к счастью, не тронули — видимо, не успели. Раздался свист стрел — монголы открыли огонь. Я увидел, как один из хунхузов вскрикнул и упал, скорчившись. Остальные, не обращая внимания, пытались быстрее увести добычу.
— Сафар, Тит — за мной! — скомандовал я, выхватывая нож — в темноте стрелять было рискованно, можно попасть в своих. — Остальные — прикрыть! Не дай им уйти! Захар, Софрон, Левицкий! Огонь по тем, кто отходит!
Глава 3
Мы рванулись в темноту, наперерез угонщикам, пока монголы Хана, выскакивая из своего войлочного шатра, уже посылали в ночь первые свистящие стрелы.
Сафар, двигаясь с нечеловеческой кошачьей грацией, первым настиг одного из хунхузов. Тот как раз пытался взнуздать нашу лошадь, жадно оскалившись. Молниеносная подсечка — и бандит мешком рухнул на землю, выронив кривую саблю. Сафар не дал ему опомниться: короткий прыжок, и он уже сидел на поверженном враге. В темноте мелькнул отблеск его ножа, послышался сдавленный хрип, и фигура хунхуза обмякла. Все произошло за считанные секунды.
Тит, рыча от ярости при свежем воспоминании слитке серебра, умыкнутого наглой вороной, выбрал себе жертву покрупнее — коренастого бандита, который уже почти оседлал одного из хозяйских верблюдов. Наш гигант догнал его в два прыжка, его огромная ручища мертвой хваткой вцепилась в шиворот рваного халата. С диким ревом Тит оторвал хунхуза от верблюда и с такой чудовищной силой швырнул его оземь, что мы услышали тошнотворный глухой удар и отчетливый хруст ломаемых костей. Бандит тут же заверещал, но Тит еще пару раз прыгнул на него, и тот затих, оставшись лежать скрюченной куклой.
С другой стороны лагеря тоже кипел бой. Софрон и Захар, заняв позиции за перевернутыми тюками, палили из своих старых, но верных ружей по мечущимся в темноте теням. Каждый выстрел сопровождался густым облаком дыма и громким хлопком, добавляя сумятицы.
— Подавитесь, сволочь! — рычал Захар, с лихорадочной скоростью перезаряжая ружье.
Левицкий действовал с ледяным хладнокровием. Укрывшись за одним из сваленных верблюжьих вьюков, он методично и расчетливо стрелял, тщательно выбирая каждую цель. После одного из его выстрелов где-то во тьме раздался пронзительный визг, и одна из теней, пытавшаяся увести пару лошадей, рухнула на землю.
Даже Изя, хоть и дрожал всем своим хилым телом так, что зубы стучали, стоял насмерть рядом с мешками серебра. В руках он сжимал тяжелую дубовую палку, которой обычно подпирали котел, и был готов огреть любого, кто посмеет приблизиться к нашему сокровищу.
— Таки не дамся! Шлемазлы проклятые! — доносился его сдавленный, но полный отчаянной решимости писклявый голос.
Хунхузы — оборванцы в старых ватных халатах, бараньих тулупах и кожаных куртках — явно не ожидали такого дружного и яростного отпора. Они привыкли к тому, что мирные караваны при их появлении впадают в панику, и рассчитывали на легкую добычу. Но сегодня они столкнулись не с купцами, а с людьми, которым терять было уже нечего, кроме собственной жизни да последней надежды, которую олицетворяло это проклятое серебро.
Я сам, выхватив тесак, бросился туда, где схватка была самой жаркой. Один из бандитов, размахивая саблей, пытался прорваться к верблюдам, оттесняя наших монголов. Я налетел на него сбоку, парировал неуклюжий удар, поднырнул под его руку и коротким, точным выпадом полоснул его по незащищенной шее. Хунхуз захрипел, заливая землю темной кровью, и грузно осел наземь.
Потеряв несколько человек убитыми и ранеными, монголы тоже не зевали, их стрелы находили цели в темноте, и видя, что скот им не угнать, а отпор становится только злее, бандиты дрогнули. Раздался пронзительный, режущий ухо свист — сигнал к отступлению. Оставшиеся в живых хунхузы мгновенно прекратили бой и, как призраки, растворились в ночной степи так же быстро и бесшумно, как и появились.
Все стихло. Только тяжело, прерывисто дышали люди да испуганно фыркали и переступали ногами потревоженные животные. Адреналин еще бил в висках, руки слегка подрагивали. Тяжело дыша, мы собрались у спешно раздуваемого костра. Осмотрелись. На утоптанной земле вокруг лагеря остались три или четыре тела хунхузов. Один из монголов был ранен стрелой в плечо, но, осмотрев рану, лишь махнул рукой — не тяжело. Ему тут же что-то промыли и туго перевязали. Из наших, к счастью, никто серьезно не пострадал — отделались синяками, ссадинами да царапинами. Тит рассек костяшки пальцев о зубы одного из бандитов, Сафар получил болезненный, но неглубокий порез саблей по спине, когда уворачивался от удара.