Инна кивнула, задумалась. Ложечка тихо звякнула в её кружке.
— Слушай… посмотришь один аппарат? — сказала она, будто бы невзначай. — У нас в кладовке валяется «Юнность», УЗИ. Уже два года как пылится. Говорят, что конденсаторы вздулись, ну и блок питания барахлит. Только… инженеров нет, да и не до него им.
— А он где? В вашем отделении?
— У нас, да. В неврологии. Он по бумагам числится, но никто уже и не надеется. А зря… — её голос вдруг стал мягче. — Иногда так не хватает нормального УЗИ. Хотя бы просто почки глянуть… А то только руками и молитвами.
Я сделал глоток, посмотрел на неё поверх кружки.
— Утром?
— А если я скажу — сейчас?
Мы переглянулись. Я встал первым.
В кладовке отделения неврологии был полумрак, пахло пылью. Включенная лампа дневного света никак не могла нормально включится и моргала почти как стробоскоп.
Инна повела меня в самую глубь помещения. За стеллажами с бинтами, склянками и списанными каталками — тяжелая ткань наброшена на громоздкий аппарат.
Мы встали рядом. Я потянулся откинуть тряпку — и в этот момент её рука коснулась моей.
Не нарочно, как бывает, когда вместе тянешь на себя что-то большое.
Но никто не отдёрнул руку. Наоборот — замерли. Я повернулся к ней. Она стояла слишком близко. Свет падал под острым углом, вычерчивая скулы, тонкие губы, мягкие линии плеча под белым халатом. Она уже сняла косынку, и волосы — те самые, медовые — свободно лежали на плечах.
— Ты что-то включаешь, — прошептала она, глядя прямо в глаза.
— Я? — я хрипло усмехнулся. — Скорее, ты.
Она не ответила — просто шагнула ближе.
Поцелуй случился без команды. Как замыкание — без искр, но с ударом. Тихо, сильно, с тем напряжением, которое копилось с самой каптёрки, где я тягал ящики, а она делала вид, что не смотрит.
Её халат медленно скользнул на аппарат, которому тоже пора вернуться к жизни. Слова сейчас не нужны — ни научные, ни из будущего.
Где все просто.
Свет из окна узкой форточки ложится на лицо Инны. Она задремала, прикрывшись халатом, положив голову на мои колени. Я сижу рядом, держа в руках разобранный, пыльный блок УЗИ.
— Ну что, «Юнность», старушка… — шепчу, — давай оживем вместе?
«Друг» внутри тихо откликается:
— Повреждение блока питания, три вздутых конденсатора. Один пробой в цепи генератора. Это лечится.
Я киваю. Рука автоматически тянется к инструменту. Паяльник — как продолжение моего пальца. Запах флюса и олова. Всё как дома. Только рядом — не схема, а женщина, которой я уже не безразличен.
Она открывает глаза.
— Уже ковыряешься?
— Ага. Тут всё просто. Надо было только… немного тепла.
Инна улыбается, не вставая.
— Кажется, с этим у нас сегодня не было проблем.
Глава 5
— Есть! — коротко сказал я, когда экран старушки — «Юности» вспыхнул зелёным светом. Аппарат пискнул, словно зевнул после долгого сна, и бодро показал: все блоки активны, датчики живы, генератор запустился.
Инна потянулась, глядя на экран, прикрытая моей курткой от госпитальной пижамы.
— Он работает… — прошептала, будто боялась спугнуть. — Ты настоящий волшебник, Костя.
— Мастер-радиолюбитель, — уточнил я, кладя паяльник на подставку. — Но в целом, да. Можно ещё подгонять клиентов.
Она уже собиралась уходить, собирая волосы в привычный пучок.
— У меня в восемь автобус. Мама ждёт. Обещала сварить куриный бульон. Если, конечно, ночью не рвало…
Я на миг задумался.
— А какой у неё диагноз, ты же говорила?
Инна оперлась на дверной косяк.
— Рассеянный склероз. Пока в ремиссии, но правая нога почти не ходит. Я ж поэтому и ушла с четвёртого курса. Хотела на реабилитолога…
— Ты всё ещё можешь им быть, — сказал я тихо.
Она посмотрела внимательно. В глазах у неё — и недоверие, и надежда. Но вслух произнесла:
— Тогда начни с завтрака. Ты совсем с ума сошёл: всю ночь на ногах, секс, паяльник и никакой каши. Умрёшь, и что мне потом делать.
— Хорошо бы не ты, а кто-нибудь попроще… — буркнул я, надевая куртку и поправляя воротник.
Инна, уже в уличной одежде, ткнула пальцем мне в лоб:
— Не расслабляйся, волшебник. Сегодня ты получил больше, чем заслужил. А завтра — кто знает?
Она поцеловала меня быстро, почти по-деловому, но с тем самым оттенком, который оставляют только настоящие женщины.
И исчезла за дверью.
Я, всё ещё слегка одуревший от бессонной ночи, держал поднос с кипящим какао, хлебом с маслом и кашей — то ли рисовой, то ли манной, уже не важно.
На раздаче всё те же девчонки, что вчера. Одна подмигнула, другая насыпала поварёшку от души.