«Рассмотреть предложения.»
Первое — сиделка на орбитальной станции при отделении для посткриогенных.
Второе — ассистент по вивисекции на биоплатформе С-9. Спасибо, нет.
Третье — медик-инженер второго ранга в составе разведывательной экспедиции к дальним мирам. Контракт: 3 года. Статус: срочный.
Вот оно. Я даже не моргнул. Отклик. Подтвердить личность. Пройти предварительное тестирование. Десять минут спустя — я уже сидел в белом кубе перед голографическим экзаменатором.
Потекли задачи:
—экстренное восстановление интерфейса протеза при отсутствии доступа к опорной сети;
—прицельная лазерная нейрохирургия на биотканях нестабильной плотности;
—стабилизация фрактальной ИИ-модели при перегреве нейроядра…
Я отвечал машинально.
Пять лет учёбы. Пять лет практики. Пять лет среди алгоритмов, медицинских моделей и микроскопических допусков. Я знал эти задачи. Они были во мне.
Последний вопрос:
— Если бы вы могли вернуться назад, сделали бы вы то же самое?
Я посмотрел прямо в камеру:
— Я и так здесь.
Тест пройден. Доступ подтверждён. Контракт оформлен. Мой статус мигнул зелёным.
Через сутки я должен был быть на шаттле. Через трое — на борту экспедиционного судна «Лузитания-7». Дальние миры. Неизведанные планеты. Риски. Возможности. Тишина между звёздами.
Я — медик-инженер. Второго ранга. Со свежей головой, холодными руками и долгом перед жизнью. И я был готов.
Порт Сигма-Эпсилон встречал меня холодом, отблесками светодиодов и запахом графена.
Огромный шлюзовый док, где корабли казались живыми существами: спали, дышали, медленно перемигивались бегущими огнями. Среди всех стояла она — «Лузитания-7».
Тёмно-серая, с вырезанным силуэтом клина. Не космолет — хищник. Интерцептор дальнего радиуса с автономностью до шести лет. Реактор — нейтронный. Экипаж — 27 человек, плюс одно «нечто», обозначенное в списке экипажа как «Консультант Фаза-3 (био/синт)».
Меня провели через шлюз. Дежурный — женщина лет сорока с лицом инструктора по холодному выживанию. — Борисенок Константин?
— Он самый.
— Добро пожаловать в команду, медик-инженер. Вас ждут на брифинге через 20 минут. Сначала — медосмотр и инициализация интерфейсов.
Пока техника закачивала в меня капли базовой адаптации, я смотрел на стены медотсека. Они были живыми. Не просто экраны — ткань памяти. Меня отслеживали с момента, как я вошёл.
Пульс, химия крови, нейроволны, вероятностные колебания — всё стекалось в ядро. «Лузитания» знала обо мне больше, чем я сам.
— Тебя ждали, — сказал кто-то. Голос был почти детский, и при этом — очень старый.
Я обернулся. Передо мной стояло существо. Тонкое, в длинном черном плаще, без теней.
На вид — человек, но черты лица… слишком симметричны. Глаза — как жидкий кварц.
— Кто ты? — спросил я.
— Консультант, — кивнул он. — Меня называют Фаза-3. Я… советник по взаимодействию с нечеловеческими системами.
Он улыбнулся уголками губ, как будто примерял эмоцию.
— Ты неплох, Константин Борисенок. Ты выжил — значит, ты умеешь выбирать. Посмотрим, что ты выберешь там.
— Где — «там»?
— За пределами карт. За Пределом. Туда, откуда никто не возвращался прежним.
Он растворился в двери. Даже не ушёл — исчез, свернулся как голограмма. Но у меня было стойкое ощущение что он был настоящий.
Спустя полчаса корабль дрогнул. Стабилизаторы спрятались. Реактор поймал резонанс. И «Лузитания — 7» ушла в гипер. Не в рейс. В историю.
Следующие пять лет прошли в череде рутинных обязанностей и долгих вахт. Я стал частью экипажа. Медблок — моим храмом. Лечил ожоги, штопал артерии, вытаскивал людей из гиперпространственного шока. Ночами — безмолвная каюта, и свет нейросетки, проецирующий на стены то, что я создавал. Дронов. Не просто машины. Почти настоящие животные какого-то далекого мира.
Я находил их образы в архивах старых экспедиций:
—стрекочущая «Муха» с композитными крыльями;
—угольно-чёрная «Птица» с интеллектом выше среднего курсанта;
—маскирующийся «Кондор», способный висеть в термосфере и слушать.
Каждому я давал не просто корпус — разум. Их ИИ эволюционировал от простых шаблонов к настоящим партнёрам в разведке. Они видели сквозь туман, слышали мысли техники, шли туда, где человеческая плоть не выживала.
Командование смотрело на это откровенно сквозь пальцы. Главное — я делал свою работу без замечаний со всех сторон. Когда мои создания однажды спасли одну из групп на борту от аномальной фауны — и с тех пор мне никто не мешал.