После Гомеля Инна спала до самой Украины. Свернувшись на пассажирском сиденье, она положила голову на свернутую куртку и дышала ровно и негромко, как ребенок после катания с горки. Я время от времени бросал на нее взгляд — спокойная, мягкая, совсем не та, что в операциях с холодным лицом и жестким тоном. Уже не первый раз заметил, что во сне она становилась собой.
Чернигов мы проехали около полудня. Я остановился у старой заправки, чтобы размять ноги. Инна проснулась, как будто по команде — открыла глаза и зевнула, подтянувшись в кресле.
— Где мы? — спросила она, протирая глаза и пытаясь осмотреться.
— Чернигов позади. Сейчас двинем на Прилуки, а там — Кременчуг. Как настроение?
Она потянулась, потерла плечи и хрипловато сказала:
— Как после долгого сна в холодном поезде. Но теперь вроде в норме. А у тебя?
— У меня все хорошо, пока есть кофе и дорога. Залезай обратно, или хочешь пройтись?
— Лучше пройтись. У меня ощущение, что позвоночник решил стать дугой. Пойду разомну кости.
Мы прошли немного вдоль обочины. Осень здесь была теплой, мягкой — листья еще держались на ветках, но все вокруг уже пахло увяданием и каким-то уютом.
— Костя, — вдруг сказала она, глядя куда-то в сторону лесополосы. — А ты вообще когда-нибудь думал остепениться?
— Что ты имеешь в виду? Сидеть в конторе и ждать отпуска раз в год? Или дом с забором, собака, дети?
— Нет. Я про другое. Про внутреннее… ощущение дома. Без тревоги, без ожидания сигнала на выезд. Просто жить.
Я помолчал. Слышно было, как где-то далеко проезжает фура, а на ветру шуршит, еще не слетевшая тополиная листва.
— Иногда думаю. Особенно ночью. Или когда все хорошо — на час, на два. Но, знаешь… каждый раз, как только становится слишком спокойно, я начинаю чувствовать, что это не про меня. Как будто внутри — пружина. И если она не сжата, если не чувствую давление — начинаю разваливаться.
— Тебе нравится быть в постоянном напряжении?
— Нет. Но мне это состояние более привычно. И, что хуже всего, эффективно. Я в такие моменты острый, собранный. Живой.
Инна вздохнула, глядя под ноги.
— Я иногда завидую тем, кто может вот так просто жить.
— А ты бы смогла вот так?
Она посмотрела на меня так, что я понял — этот вопрос рикошетом попал ей в сердце.
— Не знаю. Наверное, нет. Мне казалось, что хочу… но теперь, когда мы с тобой по-настоящему вместе, понимаю, что уже не получится. Мы срослись. Как кость с титаном. Вроде внутри — живое, но на излом держит металл.
Мы вернулись в машину. Я завел мотор, и он мягко заурчал. За окнами скользили поля, редкие деревеньки и клочья неба между ветвями. Кременчуг встретил нас скучным осенним светом и запахом жженой листвы.
Инна достала фляжку из бокового кармана рюкзака, отпила пару глотков и протянула мне.
— За дорогу. И за то, чтобы она не кончалась, пока мы сами этого не захотим.
Я взял фляжку, задержал взгляд на ней и кивнул.
— За то, чтобы мы были в дороге — не от кого-то, а к чему-то.
Она улыбнулась. Такая — чуть грустная, и взрослая.
Мы выехали за пределы города. До Днепропетровска оставалось меньше трех часов, и мне почему-то казалось, что именно там, среди бетонных улиц и старых пятиэтажек, нас ждет нечто важное. Но пока — дорога, ветер, осень. И разговоры, которые не хочется заканчивать.
К вечеру мы въехали в Днепропетровск через Амурский мост с трамвайными путями, и потом прямо по проспекту Карла Маркса. Огни вечернего города мягко расплывались на лобовом стекле, фары отражались в витринах, на остановках толпились люди. Город был шумным, густым, выдохшимся за день и только-только начинающим пить свой вечерний кофе или что покрепче.
— Ну, давай попробуем с ходу, — сказал я, свернув к гостинице «Днепр», которая стояла монументально, как памятник некогда респектабельному быту. — Если повезёт, может, и два одноместных найдём.
Инна поправила волосы, взглянув в зеркало:
— Не верю я в удачу в городах у водохранилищ. Тут всегда либо свадьбы, либо партийные делегации, либо какие-нибудь строители с вахты. Сейчас бы просто — душ, кровать и не слышать соседей за стеной.
Я подошёл к стойке администратора. Женщина в клетчатой жилетке и с начёсом с таким видом смотрела на меня, будто я ей задолжал за все неубранные номера прошлого месяца.
— Добрый вечер. У вас есть два одноместных? Или хотя бы один двухместный с раздельными кроватями?
Она пролистала журнал с такой скоростью, будто играла на аккордеоне.
— Нет, молодой человек. Всё занято. Сегодня у нас мероприятие от областной администрации, и плюс заезд группы туристов из Литвы. Только люкс свободен, но он — один. И дорогой.