— Уже занимаемся, — подтвердил Измайлов. — Сегодня же начнём анализ угроз не только прямого характера, но и психологических. Попробуем построить модель преднамеренного воздействия на охрану и первых лиц. Также — просканируем утечки, которые могли бы навести противника на уязвимости.
— Мы не можем позволить себе быть застигнутыми врасплох.
Измайлов молчал. Он слушал внимательно, не перебивая. Он знал: если Андропов говорит — значит, это уже не предположение.
— Что ж… — тихо проговорил Измайлов. — Я все понял.
— Задача вам ясна?
— Так точно.
— На выполнение — одна неделя.
— Юрий Владимирович… — растерянно пробормотал Измайлов. — У меня в отделе всего восемь человек!
— Подключайте всех до последнего, — спокойно, но твердо ответил Андропов. — Пусть на время забудут о текущих делах и займутся этим вопросом. Кроме того, я уже дал команду — вас поддержат все нужные подразделения Комитета. Это касается как центрального аппарата, так и регионов. Шифровки туда ушли ещё вчера. Имейте в виду: этот вопрос находится под личным контролем Генерального секретаря. Вы же понимаете, чем это грозит?
— Понимаю, — подтвердил Измайлов и почувствовал, как по спине побежали холодные мурашки. Провал — это не просто промах. Это конец карьеры. В лучшем случае — отставка. Конечно, ему недавно исполнилось шестьдесят, пора бы и отдохнуть… Но уходить из Комитета под гнетом позора совершенно не входило в его планы.
— Приступайте. Успехов вам, Филипп Иванович. Я рассчитываю на положительный результат.
— Но всё, что имеет отношение к этому делу, должно остаться строго внутри отдела. Даже с коллегами по аппарату — только тихо, без лишнего шума и предельно аккуратно. Озадачьте своих людей, так, чтобы даже они не имели полной картины перед глазами. Птица, муха, радионаводчик… Я не хочу, чтобы кто-то из западной прессы написал об этом раньше нас. Пока они молчат… Меня это тревожит. Обычно их радиоразведка на высоте.
Генерал встал.
— Как только будет первый результат — доложу лично.
Андропов тоже поднялся, протянул руку.
— Благодарю вас, Филипп Иванович.
И они пожали друг другу руки, после чего Измайлов направился к выходу.
Проснулся я первым. За окном уже вовсю шумел Баку: машины гудели, кто-то кричал на азербайджанском, а в переулке под окнами звякали металлические крышки — вероятно, кто-то тащил бидоны с водой. В комнате пахло тёплой пылью, табаком и чуть-чуть — волосами Инны, раскинувшейся на второй подушке. Я аккуратно выскользнул из-под одеяла и пошёл в душ. Холодная вода помогла мне окончательно прийти в себя после насыщенного вчерашнего вечера. Когда я вернулся, Инна уже лежала, подперев голову рукой, и с любопытством смотрела, как я вытираюсь.
— Пахнет кофе, — сказала она, указывая подбородком на поднос на тумбочке. — Я позвонила бюро обслуживания и заказала завтрак в номер. Ты не против?
— Если бы я был против, то всё равно выпил бы, — ответил я, садясь к столу. — Спасибо. Ты, как всегда, всё предусмотрела.
На подносе был крепкий, почти чернильный кофе, свежие лепешки, масло, варенье и варёные яйца. Мы ели молча, вполглаза глядя друг на друга, словно оба ещё были не до конца уверены, что уже утро, и всё это — не сон.
— Нам пора спускаться к машине, — напомнила Инна, когда я доел последнее яйцо. — Если уж продавать, то в приличном виде.
На улице нас встретил свежий ветер с Каспия. Мы спустились на стоянку, где наша «Нива» скучала среди запылённых «Жигулей» и угрюмых «Волг». По пути договорились с горничной о пылесосе и приличном удлинителе. Я достал из багажника тряпки, губки, ведро и жидкое мыло. Инна забралась внутрь с пылесосить. Работали слаженно, не хуже любого уличного автомойщика. Я мыл кузов, окна и фары, она скрупулёзно вычищала коврики, сиденья, дверные карманы.
— Ты представляешь, — сказала она, высунувшись из машины, — тут в кармане двери нашла носовой платок и этикетку от армянского коньяка. Это твои трофеи?
— Нет, скорее всего, предыдущего владельца. Или вообще заводская закладка — чтоб машиной гордились, — пошутил я.
Через час мы закончили. «Нива» сияла так, словно только что сошла с конвейера в Тольятти. Я как раз натирал капот, когда рядом остановилось такси. Из неё вышел молодой мужчина лет двадцати пяти — высокий, сухоплечий, с орлиным носом и в добротным пиджаком. Он неспешно подошёл, окинул взглядом машину и вежливо кивнул.