Я рассмеялся. Было тепло. И сытно. Тело чувствовало себя почти счастливым, мозг — почти дома, а душа… душа, кажется, впервые за всё это время перестала дрожать.
Послеобеденный покой обрушился, как камнепад в горах. Я завалился на койку, растянулся, будто меня размотали на солнце, и отдался заслуженной дрёме. Тело довольное. Желудок урчит — но уже ласково, как котёнок. А вот гормональная система начала втихаря бузить.
«Друг… У меня тут, гм… нештатная ситуация. Гормональная.»
— «Выделение тестостерона активизируется при достаточном уровне питания, отдыха и безопасности. Всё по учебнику. Организм считает, что пора размножаться.»
— «Да он не просто считает — он требует. Если я сейчас не скину давление в системе, я не знаю, что выкину. Иди, говори, что делать.»
— «Физическая активность, желательно с интенсивной нагрузкой. Мышечный отклик подавляет возбуждение. Или альтернатива…»
— «Нет! Альтернатива — не сегодня. У нас тут советский госпиталь, а не кабаре в галактике Орион!»
Я вскочил, отряхнул пижаму, надел тапки и пошёл искать человека, который, возможно, спасёт окружающий мир от моего гормонального коллапса.
Инна Ивановна. Сестра-хозяйка. Воплощение советской строгости, аккуратности и тайной роскоши в белом халате. Она стояла у окна, перебирая простыни — как будто решала, какая сегодня достойна тела солдата.
— «Инна Ивановна!»
Она обернулась, её взгляд — как у санитарного инспектора и немного — как у женщины, которую трудно удивить.
— «Ты чего, ефрейтор? Опять в душ хочешь? Или уже в прачку?»
Я сглотнул.
— «Инна Ивановна… Мне срочно надо в каптерку. Пожать железо. Потягать. Подышать пылью социализма. Иначе…»
Она сощурилась, поправила очки.
— «Иначе?»
Я вздохнул.
— «Иначе плоть возьмёт верх. Над разумом. А я сейчас на грани. Серьёзно. Это медицинская необходимость.»
Она рассмеялась — впервые за всё время. Такой смех, будто пыль с улыбки стерли, и под ней оказалась девушка с характером.
— «Ты хочешь сказать, что тебя прижало, и только штанга тебя спасёт?»
Я кивнул, глядя честно, открыто, по-комсомольски. Она поставила стопку простыней на тумбу и сказала:
— «Ладно. Убедил. Только так — двадцать минут, потом душ, потом обратно в койку. И чтоб гантели не сваливал — они у нас из тех времён, когда ещё сам Фрунзе качался!»
Я обрадовался, шагнул было к выходу — но она добавила, уже почти шепотом:
— «А если совсем крышу сорвёт — зови. Я знаю пару способов, как выровнять твоё внутреннее давление без штанги. Но это уже по особой договорённости.»
Я замер, глотнул воздух.
— «Эм… вы сейчас… шутите?»
Инна Ивановна прошла мимо, слегка коснувшись плеча и оставив за собой запах лаванды и какой-то дикой уверенности.
— «Иди уже, спортсмен. Пока не поздно.»
Каптерка встретила меня холодным железом и обветшалым деревянным полом. Я схватил гантели и начал приседать — не только телом, но и волей. Каждое повторение выбивало из меня жар, мысли, мечты о белом халате.
«Друг…»
— «Да?»
— «Плоть взята под контроль. Но я чувствую, что не надолго.»
Глава 4
Я вымотался — до звона в ушах, до мурашек в позвоночнике. Тело гудело, как отглаженный бронепоезд. Мозг, казалось, проветрился.
И тут дверь каптерки скрипнула. На фоне тусклой лампы силуэт — аккуратная фигура в халате, волосы — вдвое заколотые шпилькой, на груди — аккуратный кармашек с ручкой и чашка в руке. Из чашки валил пар.
— «А я вот думаю — всё-таки зашёл ты не просто так ко мне сегодня, ефрейтор. Гляди-ка, потный, пылающий, глаза бешеные…»
Я замер, как олень перед фарами.
— «Я… тренировался… Плоть… подавлял…»
Она подошла ближе, поставила чашку на лавку рядом со мной. Присела, поправила подол халата — как-то уж подозрительно близко. В глазах плясал огонёк, не медицинский.
— «Чай с мятой. Успокаивает нервы и мужскую резкость. Но если хочешь — могу сделать сбор „от желания и до греха“. Есть такой у бабушки в Гродно. Говорят, только уши краснеют, всё остальное — спокойно».
Я фыркнул, но смеяться не стал — энергия была на нуле, а мозг орал: «опасная женщина!»
— «Знаешь, Константин Витальевич… Ты когда штангу тянешь, у тебя лицо как у космонавта. Или у поэта перед первым поцелуем. Мне, старой тётке, такого не хватает.»
Я на автомате:
— «Вы не старая, Инна Ивановна. Вы как хорошая боевая машина — ухоженная, заводская комплектация, а по бронированию — даже лейтенант не пробьёт.»