— Тогда… спокойной ночи, — сказала она сонным голосом.
— Спокойной ночи, — ответил я и поцеловал её в макушку.
Утро на Кубе начиналось не с будильника, а с шума — птицы орали, как будто у них совещание, с улицы доносились голоса торговцев, а во дворе щёлкнула калитка.
Инна уже возилась на кухне, в майке и шортах, босиком. Пахло крепким кофе, поджаренным хлебом и чем-то новым, тропическим. Я подошёл, положил руки ей на плечи и поцеловал в висок.
— Buenos días, señora Borisenok.(Доброе утро, госпожа Борисенок.)
— Buenos días. ¿Lo quieres con azúcar o como hombre?(Тебе с сахаром или как мужчине?)— она улыбнулась и протянула чашку.
— Como un hombre. (Как мужчине.)
Мы завтракали прямо у окна, за небольшим столом, глядя на зелень во дворе. Внезапно у ворот посигналила машина.
— Волга? — Инна приподнялась. — Неужели он?
Я выглянул. Белая «двадцать первая» стояла у бордюра. Из машины вышел Измайлов. На нём была простая рубашка с коротким рукавом и светлые брюки. Он махнул рукой и пошёл к нам.
Я открыл дверь.
— Здравствуйте, товарищ генерал!
— Доброе утро, молодежь! — Он зашёл в прихожую, оглядел дом. — Ничего, удобно у вас. Надеюсь, вы Инна не в обиде на моё вторжение?
Инна улыбнулась:
— Наоборот. Мы вас ждали.
— Отлично. Заканчивайте завтрак и поехали. Пора показывать ваше рабочее место.
Инна посмотрела на меня, словно передавая инициативу. Заметив это, генерал приподнял бровь:
— Что-то срочное?
Инна кивнула.
— У нас… есть ОГРОМНАЯ просьба, Филипп Иванович. Личная. Не связанная с нашей работой здесь на Кубе…
— Любопытно, — генерал улыбнулся, но взгляд остался внимательным. — Слушаю вас.
— Мы перед отъездом из Польши сделали видеозапись театрального спектакля с очень близким мне человеком. Это постановка, в которой играет моя мама — Раиса Аркадьевна. Она всю жизнь работала в провинциальном театре, и это был, пожалуй, её лучший выход на сцену. Мы с Костей записали всё на плёнку, смонтировали, обработали — как смогли. Хотелось бы передать её в Москву на центральное телевидение. Чтобы мама знала, что не зря играла. И чтобы те, кто остался, кто ее знает и любит, могли её увидеть.
Генерал стал чуть серьёзнее. Он кивнул, будто что-то сверяя у себя в голове.
— Это несложно. Курьерская почта есть, через посольство или с одним из экипажей «Аэрофлота». Только дайте плёнку и адрес.
Я вытащил из папки аккуратно обёрнутую видеокассету.
— Вот, — Инна протянула пакет. — Адрес, если можно, не просто по почте, а чтобы кто-то из передал лично. Это важно. Мама упрямая, она может не поверить, что всё это не розыгрыш.
Генерал взял кассету, подкинул на ладони, будто проверяя вес, и положил на стол рядом с папкой со служебными документами.
— Сделаем. Такую просьбу выполнить несложно. И это… правильно. Люди должны знать, что о них помнят.
Он встал, посмотрел в окно.
— Знаете, в нашей работе редко бывает что-то настоящее. Всё игра, позиции, маски. А тут — реальность. Искренность. Спасибо, что напомнили.
Повернувшись, генерал снова стал строгим и деловитым.
— Ну а теперь — к делу. У вас есть сутки на адаптацию. Завтра — первый инструктаж. И прошу сразу: никаких самодеятельностей. Здесь другие правила. Не удивляйтесь наблюдателям и контролерам. Некоторые будут в самых неожиданных местах.
Инна кивнула. Я тоже.
Когда вышли из касы, солнце уже начало ощутимо припекать. Воздух был горячим и пах манговым сиропом.
Глава 2
Пока «Волга» катилась по тихому переулку, взгляд ни за что не цеплялся. Но когда мы оказались на широкой улице, реальность вдруг обернулась ожившей киноплёнкой. Когда вчера мы ехали из порта, то были измучены, да и плотные шторки не способствовали нашему любопытству. Сейчас же…
Вот, под тяжелыми тенями старинных платанов, стоял парад автомобилей, словно на вечеринке века. Cadillac, Buick, Plymouth, Oldsmobile — машины с формами, рожденными в золотую эпоху 50-х и 60-х, казались героями другого мира.
Инна словно вдыхала этот момент губами, и чуть прижавшись плечом к двери, легко вздохнула:
— Не в Америке… но как будто именно здесь.
На повороте показался таксист — невысокий, в соломенной панаме, с румяными щеками. Он подбежал к одному из автомобилей, похлопал по капоту и сказал кому-то за кадром:
— Хорошая работа, с душой.
Голос дрожал от гордости и усталости. Казалось, что эти старые машины не просто средство передвижения, а символ: крепкие, несмотря на годы. Спойлером его фразы стало ощущение, что кубинская жизнь умеет растить красоту из невозможности.