— Ремонт с душой, — прошептал заинтересованный голос Инны, — это суть не только машин, но и людей здесь.
Я тихо спросил:
— Понравилось?
— Очень, — ответила Инна. — Кажется, в них спрятаны интересные и увлекательные истории.
— Они родом из прошлого Америки. Ещё до революции в Гавану стекалось всё — и машины, и мечты. А потом… все сохранили, потому что иначе не на чем было бы ездить. У них их не просто хранят, они ими живут, — произнёс генерал, и его глаза светились тихой решимостью.
Около кафе, в заросшем живописными цветами дворе, к такой машине прикоснулся какой-то турист. Его рука ласково скользнула по хромированной ручке дверцы, находя тепло и память. Сияние лаков выглядело почти как свеча — немного подёргивало, освещая паутинки времени.
Где-то позади слышались гитарные переборы, но они растворились в басовитых звуках двигателей. Воздух был густым от запаха бензина, асфальта и жарких духов. В голове мелькала мысль, что этот автотранспорт — персонажи Гаваны: они говорят без слов об эпохе, когда Куба мечтала и изменялась.
— Представляешь, если бы эти машины могли говорить… — начал ее едва слышный голос, но дальше она не продолжила.
На углу квартала, в пыли осеннего утра, из-за колонны пальм вынырнул ЗиЛ-130, перекрашенный в сочный лаймовый цвет. За ним тянулся странный прицеп — длинный, с прорезанными по бортам прямоугольными окнами, чуть приподнятый над шасси. Вместо обычного автобуса — самодельный пассажирский полуприцеп, похожий на вагон без рельсов. Металлический корпус уже поблек от солнца, но аккуратно подкрашен белой эмалью. На крыше — железная решетка с привязанными ящиками, под ней открытые люки в роли кондиционеров.
Люди заходили через заднюю платформу, как в трамвай. Старушка в белой панаме передала корзину с гуавой молодому пареньку в майке «CUBA LIBRE» и поднялась по ступенькам, цепко ухватившись за поручень. Салон изнутри обшит деревом, на окнах — занавески из ситца. Под каждым сиденьем, чьи-то ящики, толи с бананами, толи еще с чем, пыльными сумками и чьими-то вещами.
Водитель из кабины ЗиЛа высунул руку и привычно посигналил. Двигатель подал голос, коробка громыхнула, и вся сцепка медленно тронулась, словно караван в новой эпохе. Шины провели по раскалённому асфальту линию, похожую на след утюга.
Над прицепом развевался флаг — выцветший, но гордый. На его фоне казалось, будто сама Гавана говорит: «Импровизация — наша традиция».
Небольшая пробка тронулась и этим самым намекнула на движение. Солнце поднялось чуть выше, и отблески хрома мигнули в его лучах, будто приветствуя начало новой истории. Именно здесь, среди дышащих металлом авто прошлого, началось для нас настоящее для нового этапа нашей жизни.
Через пять минут мы уже ехали по дороге, обсаженной пальмами и красными цветами, которые я раньше только в учебниках видел. Генерал вёл машину сам — уверенно, даже резко, как человек, у которого под контролем не только руль, но и всё происходящее.
— У нас центр небольшой, — говорил он, не отрываясь от дороги. — Но стратегически важный. Радиоперехват, мониторинг эфира, кое-что ещё. Медчасть — автономная, она вся на вашем попечении. Есть медсестра, местные переводчики, но решать будете вы.
— Насколько широк профиль? — спросил я.
— От ожогов до психосоматики. Тут климат, комары, плюс ребята на нервах, вдали от дома. Медики здесь на вес золота.
Мы свернули с трассы, проехали через контрольно-пропускной пункт с солдатом в панаме и оказались в огороженном комплексе. Генерал припарковал машину и вышел.
— Добро пожаловать в зону «Кайо-Секрето», — усмехнулся он. — Пойдём, покажу вашу медсанчасть.
Она оказалась небольшим одноэтажным зданием. На фоне плотной зелени, за сеткой манговых деревьев и кустов гибискуса, здание медсанчасти выглядело почти игрушечным — белое, с голубыми ставнями, чистенькое как будто только что построенное. Белёные стены, навес, под которым стояли лавки. Внутри тоже чисто, прохладно, пахнет спиртом и йодом. Два кабинета, манипуляционная, маленькая палата на троих.
Пока генерал объяснял что-то здешнему сотруднику, Инна подошла ближе, коснулась стены ладонью, вгляделась в застекленную дверь. В этот момент окончательно сформировалось чувство, будто началась новая глава, и всё, что было до этого — поезд, корабль, холод в Варшаве — осталось где-то в другой жизни.
После короткой экскурсии по помещениям, генерал пригласил нас в небольшой кабинет с вентилятором и облупленными портретами советского генсека и Фиделя. Он сел в кресло, откинулся и сказал:
— Не госпиталь, конечно, — сказал генерал. — Но всё, что нужно, здесь есть. Аппаратура — советская, надёжная. Электрокардиограф, стерилизатор, микроскоп. Холодильник под вакцины. Отдельный шкаф под ваши препараты — я распорядился. — И добавил: — Вопросы есть?