По нервам крепко ударил телефонный звонок спецсвязи:
Из трубки четко донёсся голос подчиненного:
— Лейтенант Иванихин. Есть результаты.
Генерал поправил очки и откинулся в кресле.
— Слушаю лейтенант…
— Объект установлен. Агент инопланетян находится в Варшаве.
Молчание длилось почти минуту. Потом генерал подался вперёд, сдвинув брови:
— Повтори ещё раз. Ты сейчас серьёзно?
— Повторяю дословно: инопланетный агент найден. Уверенность — девяносто пять процентов.
Измайлов сдержанно усмехнулся, прищурившись:
— А где остальные пять? В бутылке водки, которую ты распивал с местным ксендзом?
— Пять процентов — допустимая погрешность. Статистическая. Всё проверено и подтверждено тройной проверкой.
Генерал встал, потянулся, будто пытаясь сбросить накапливавшееся напряжение:
— Предположим, это правда. Что предлагаешь?
— Задержать объект. И этапировать в Москву. Срочно. Желательно — сегодня ночью. Есть план.
Ответ заставил генерала замереть, повернуться к карте и, не мигая, представить перед собой лицо лейтенанта:
— Ты с ума сошёл. Это Варшава. Не пригород Саратова. Там сейчас натовцы каждый второй подъезд пасут. Эвакуация объекта без крайней нужды, это показать им свою подгорелую жопу!
— Если упустим — второго шанса не будет, — спокойно ответил Иванихин. — Объект уже догадывается, что за ним наблюдают.
Генерал выругался сквозь зубы, потом сделал резкий шаг к столу:
— Всё. Сиди ровно на месте. К объекту — ни на шаг. Даже к забору его не подходи. Завтра первым рейсом вылетаю в Варшаву.
— Понял, — коротко ответил лейтенант.
Измайлов закончил разговор, положил трубку и на несколько секунд замер в темноте. Потом глубоко выдохнул:
— Нашёл, блин, инопланетянина на мою голову…
Солнце едва успело стать в зенит над горизонтом, когда на аэродроме Окенце приземлился рейс из Москвы. Самолёт коснулся полосы мягко, почти по-кошачьи, и через несколько минут у трапа показалась массивная фигура в сером пальто и модной фетровой шляпе. Внизу у трапа его уже ждал лейтенант Иванихин в чёрном пальто с поднятым воротником.
Генерал ступил на бетон, сделал несколько шагов и протянул руку, коротко кивнув:
— Поехали.
У «Волги», лейтенант открыл Филиппу Ивановичу заднюю дверь. Первым делом генерал спросил:
— Машина не наша?
— Нет, товарищ генерал. Выделена посольством.
Тот задержался на полсекунды, оглядел авто с холодным интересом, словно видел в ней больше, чем просто транспорт.
— Прослушка?
— Проверка не проводилась. Техники не успевали, только по приезду смогут провести свои мероприятия.
Генерал только хмыкнул.
— Тогда разговор отложим.
Машина тронулась. Через широкое лобовое стекло открывался заснеженный город. Улицы Варшавы, несмотря на полуденное время, казались чуть притихшими. Генерал молчал, уставившись на покосившийся балкон одного из довоенных домов, потом на бронзовую статую варшавской сирены, торчащую над заиндевевшим фонтаном.
— В сорок четвёртом шли вот здесь, — вдруг заговорил он. — Сначала артподготовка, потом пехота. За тем перекрёстком был дзот, крепко держали свою позицию, но мы его обошли по флангу… С Мищенко тогда были, сам ещё совсем мальчишка. Погиб на следующий день.
Лейтенант молчал, не перебивая. Генерал продолжал разглядывать улицы, на которых его почти сорок лет назад встретил ад. В голосе были оттенки не гордости, а некоего тяжёлого спокойствия, как у врача, видевшего слишком много крови, чтобы быть романтиком.
— Город многое помнит, к сожалению люди такое быстро забывают. Два-три поколения и все…
Машина медленно свернула к зданию посольства. Генерал выпрямился в кресле и снова стал сух, официальен, и непробиваем как броня. Перед тем как Иванихин вышел, чтобы открыть дверь мащины, генерал тихо произнес:
— В переговорную, там обсудим всё, помещение проверенное?
Тот лишь кивнул.
Глава 8
Помещение, выбранное для встречи, находилось в полуподвале одного из административных зданий посольского комплекса. Толстые стены, двойная дверь, никакой проводки, только специальная прозрачная мебель из оргстекла, мутные стекла с хаотичными углами наклона для непредсказуемого отражения лазерного луча и система вибрации оконного блока. Вот такой стелс 80-х годов. Воздух пах свежей побелкой, высохшей краской и тем специфическим запахом который всегда присутствует в казенных помещениях.