— Там где-то наш «Нахимов» будет стоять, — сказал я, указывая в сторону гавани.
— У меня уже бабочки в животе от этой мысли. Как в школьной постановке перед выходом на сцену, — призналась Инна.
Мы пошли дальше. Через Пале-Рояль, со странными фигурами и тенистыми скамейками, вышли к оперному театру. Здание, будто пряничный дворец, утопало в цветах. На афише — «Кармен».
— Пошли? — замирая спросила жена.
— Конечно. В конце концов, надо приучаться к испанскому. Вот с Бизе и начнём.
Глава 23
Билеты достались в партер, не самые дорогие, но вполне приличные. До спектакля оставалось еще полдня — и мы пошли обедать. «Братислава» на Дерибасовской встретила нас тяжелыми шторами, приглушённым светом и приятным запахом жареного мяса. Взяли гуляш, салат с болгарским перцем и по бокалу марочного портвейна.
— Ты заметил, как в этом городе все улыбаются? — спросила Инна.
— Не все. Но те, кто улыбается, делают это от души. Это заразительно.
Вечером, после спектакля, мы обратно шли молча. Город уже светился фонарями, воздух стал легче, и где-то вдалеке слышался саксофон, то ли уличный музыкант, то ли просто радио из открытого окна.
— Знаешь, мне было жалко Кармен, — сказала Инна, когда мы уже заходили в гостиницу. — В ней было столько жизни. А эти мужчины…
— Редкие сволочи! — С ходу я решил подколоть свою жену. — Вот уж кто не был готов к свободной женщине.
— И снова — к Кубе. К жаре, к страстям и к запутанным судьбам.
Мы валились в номер без ног. Даже не разделись толком, только обувь скинули и в полусне пробормотали друг другу:
— Спокойной ночи.
— Спокойной…
И уже через пару минут спали, как убитые. Одесса осталась за окном, с её театрами, морем, лестницами и чем-то неуловимым, что делает её не просто городом, а настоящим предисловием к приключению.
Утро встретило нас солнцем, солёным воздухом и шумом улицы.
— Вот она, Южная Пальмира, — пробормотал я, откинув тяжелую штору и пустив яркий свет в номер. Инна так сексуально сморщила носик, что мне стало стыдно, вчера мы кое-то пропустили…
Выйдя их гостиницы, мы обоюдно пришли к выводу, что после поездного укачивания и вчерашнего гулянья, сейчас город кажется особенно живым — с его трамваями, продавцами семечек, таксистами с прищуром, и конечно же запахом моря, который пробирался повсюду — в подворотни, магазины…
Когда мы вышли из такси на углу улицы Бабеля. Инна сразу приметила «Хозтовары» через дорогу. Но туда мы пойдем после посещения одесской «конторы». Это здание в стиле сталинского классицима — областное управление КГБ, выглядело очень солидно: обязательная вывеска, бронзовый звонок на двери и надменный взгляд дежурного офицера, впустившего нас внутрь.
За массивной дверью с табличкой «2-й отдел», нас коротко ознакомили с ситуацией:
— Завтра, в 10:00, Дом офицеров, улица Пироговская, 7/9. Будет общий инструктаж для отбывающих. Документы иметь при себе, быть строго в гражданском. Без лишних разговоров.
Выйдя из конторы, мы направились в замеченные нами час назад «Хозтовары». Магазин был пыльный, со старым вентилятором под потолком и вечно недовольной продавщицей, но нам повезло — удалось ухватить два бытовых кондиционера «БК-2500» и переносной телевизор «Юность».
— А чего два-то? — спросила продавщица, подозрительно глядя на нас.
— Один — в комнату, второй — в спальню, — не растерявшись, ответила ей Инна.
— Ну, в спальню — это правильно, — буркнула женщина. — Без прохлады можно и не дожить до утра. Только нужно быть осторожными, может протянуть и воспаление легких обеспечено!
На следующий день, с самого утра город накрыл плотный туман. Со стороны порта слышались регулярные гудки пароходов. Но жара не спадала. В Доме офицеров — здании с колоннами и потёртым мрамором в холле, собирались люди.
Зал в одесском Доме офицеров был невелик, но уютен. Потолочные вентиляторы гудели лениво, сквозь неплотно закрытые окна тянуло майским морем и табаком.
Мужчины в гражданском, но с явной военной выправкой, женщины в не особо ярких платьях. Все выглядели как-то встревоженно и слегка напряженно, будто с трудом привыкали к своему новому положению: они вроде как на службе, но не в форме, и в строю где нибудь на плацу.
Вышел высокий полковник, пожалуй единственный кто был в форме, и раскрыв папку, начал. Говорил он глухо, как будто издалека: