За два часа до этого в так называемый «прайм-тайм», десятки тысяч телезрителей проживающих в варшавском воеводстве не отрывались от просмотра документального фильма по каналу TP1 (Telewizja Polska 1). В нем подробно с доказательствами были представлены вопиющие факты педофилии среди католического духовенства.
Около двадцати одного часа от системы наблюдения начали поступать первые сигналы. Сеть дронов, в том числе несколько зондов, плотно накрывшие территорию Варшавы и Варшавского воеводства, сообщали о начале массового передвижения людей.
Сначала это выглядело как обычные вечерние прогулки. Но слишком уж слаженные колонны, слишком однонаправленные потоки. Направление совпадало — в сторону католических приходов. Очень многих. Почти одновременно. Некоторые из них фигурировали в материалах расследования, переданных ранее Лаптеву. Другие — только вчера были отмечены «Другом» как однозначно связанные с сетью священников, промышляющих тем, о чём теперь не молчат.
Телевизоры включались в домах не сами по себе. Люди стучали в двери соседям, телефонная сеть разом оказалась перегруженной. На одном из каналов, под логотипом государственного телевидения, ровным голосом диктора звучало:
— Согласно журналистскому расследованию, в Варшавском воеводстве раскрыта организованная сеть священников-педофилов. Более тридцати представителей духовенства причастны к преступлениям против несовершеннолетних. Документально подтверждено — епархия скрывала эти факты на протяжении многих лет.
А потом что-то щёлкнуло в головах людей. То ли боль, то ли стыд, то ли ярость. Началось с тихих выкриков у костёла Святого Иосифа. Затем бросили первый камень. Через пять минут взлетели бутылки с горючей смесью.
«Западный фасад прихода на улице Гжибовской охвачен огнём», — ровно сообщил «Друг».
Окно нейроинтерфейса открыло сразу шесть локаций. В каждой из них — толпы, крики, огонь, разбитые стёкла, бегущие священники, сбитые двери, выброшенные на мостовую облачения, за которыми тянутся следы крови и сломанных судеб. Кто-то лупил доской по церковной скамье. Кто-то волок за волосы священника, пытавшегося выбраться через служебный вход.
У костёла Святого Станислава раздался выстрел, потом второй. Какой-то поляк в пальто кричал:
— Мой сын повесился из-за тебя, подонок! Где ты был, епископ⁈ Где был, когда он умолял спасти его⁈
«Передача на канале телевидения синхронизирована, — доложил „Друг“. — Наше расследование дублировано на частотах радио. Народная реакция превышает прогноз на сорок три процента. Начинается неконтролируемая эскалация.»
Инна вышла из спальни босиком, накинув халат, держа в руках чашку чая.
— Что происходит? — спросила она тихо. — Только что слышала выстрел, как будто в прямом эфире.
Губы сами выдохнули:
— Это только начало.
Сумерки продолжали медленно опускаться на центр Варшавы, как пыльное покрывало на мебель в покинутом доме. Над костёлом Святого Станислава поднимались серые клубы испарения — тепло от нагретых стен ударялось в промозглый январский воздух.
Сначала у входа собралась пара человек. Мужчина в ватнике, женщина в косынке. Потом ещё трое. Потом десяток. Никто не расходился. Люди молчали.
— Я его сюда приводила! — вдруг выкрикнула пожилая женщина с дрожью в голосе. — Я верила им! Верила!
— Хватит покрывать извращенцев! — поддержал кто-то из глубины толпы. — Это не храм, это логово антихриста!
Раздался звон стекла. Молодой парень с рваным шарфом метнул бутылку в верхнее витражное окно. Цветное стекло не выдержало и разлетелось брызгами — багрово-синими, зелёными, словно рассыпались грехи на тротуар. Толпа замерла на долю секунды, потом вспыхнула, как сухой хворост.
— Они нас годами учили молчать, — выкрикнул кто-то. — Пора говорить!
Костёл был обнесён решёткой, но она лишь подчёркивала театральность происходящего. За ней, у главного входа, застыл молодой полицейский в форменном пальто. Рядом стояли ещё двое. Все трое молчали, не двигаясь.
— Приказ — наблюдать. Не вмешиваться. Только если будет угрозa жизни, — передал дежурный офицер по радиосвязи, и это услышал каждый из них.
Толпа рванула вперёд.
Кто-то повалил ограду, кто-то схватил урну и швырнул её в двери костёла. Глухой удар, звон, хруст дерева. Женщина в светлом пальто подошла и со всей силы ударила зонтом по бронзовому распятию над входом.
— Моему сыну было восемь! — закричала она, а голос её сорвался и перешёл в вой.
Полицейский шагнул было вперёд, но напарник остановил его рукой.