— Константин, — мой ответ прозвучал спокойно, но с лёгким металлическим оттенком.
Бывший повёл плечом, по-хозяйски сел на табурет, будто это он прожил тут не менее ста лет.
— Вы знаете, что этот человек… ну, не тот, за кого себя выдаёт? — он будто бросал реплики наугад, в надежде на реакцию. — Он крутится вокруг Исаака Марковича. Это ведь… ну, все знают, чем он занимается. А вы, Инна, как же вы? — его голос стал жалостливым. — Я думал, ты умная…
«Пора,» — я дал команду «Другу», и тут же по радиоканалу как бы просочился шёпот: сигнал ослаб, микрофон ведь работает на старом носимом аккумуляторе, который и подвел в самый важный момент. Хотя где то недалеко запись ведётся, но информации на пленке нет.
Инна молчала, затем вдруг подошла и холодно спросила:
— Тебе заплатили?
Сергей сначала даже не понял. Потом покраснел, будто попался, и замолчал.
— Можешь уходить, — я сделал шаг ближе к нему. — Пьеса закончена, и крайне плохо сыграна.
Он поднялся, посмотрел на Инну, потом на меня. Хотел что-то сказать, но не смог. Через минуту за дверью раздались его удаляющиеся шаги.
Мы с женой и тещей ещё долго молчали. Затем Инна села на подоконник и тихо спросила:
— Скажи честно. Ты мне всё рассказываешь?
— Всё, что могу.
Позже, вечером, Исаак, как бы между делом, сказал у подъезда тещи, заглядывая в салон нашей «Нивы»:
— Отныне вы — персона особого интереса. Будьте бдительны, как говорится. Не только здесь, но и за границей тоже.
— Спасибо Исаак…
Он улыбнулся, но глаза его оставались серьёзными. И в этот момент стало понятно: за нами смотрят, и может быть уже давно.
В берлоге стоял запах свежезаваренного чая и чуть подгоревших сухариков с тмином. Раиса Аркадьевна сидела у окна, закутанная в теплый клетчатый плед, и внимательно рассматривала через чашку с отбитым краем мою берлогу. Инна ходила туда-сюда, беспокойно — как кошка перед дождём. Наконец она остановилась напротив:
— Мама… Ну ты же понимаешь, что наша фамилия… она же звучит. А у него как кличка на спортплощадке! В паспорте это будет выглядеть вообще смешно. Особенно рядом с моим именем и отчеством!
Раиса молчала, делая глоток. Потом чуть кивнула в мою сторону:
— А твой муж, между прочим, сейчас сидит молча, хотя мог бы обидеться. Но не обижается. Это тебе ничего не говорит?
Инна надулась. Но тут же села рядом. Словно в детстве — когда мама начинала серьезный разговор, который невозможно прервать.
— Послушай меня, Иннусик, — голос у Раисы был негромкий, но уверенный. — Когда родилась ты, в паспорте у меня стояла фамилия твоего отца — Сафронова. Когда он узнал о моей болезни и трусливо сбежал, хотела поменять да не успела — ходила уже с большим трудом. А потом и не стала. Потому что поняла, что менять фамилию — это не просто сменить табличку. Это изменить вектор. А тогда у меня был только один вектор — ты.
Инна кивнула, но не сдавалась:
— Но я ведь не Сафронова. И не хочу быть Борисенком. Разве это плохо — остаться Подкаминской?
Раиса усмехнулась, подливая себе чай:
— Плохо не это. Плохо — если ты станешь Подкаминской, а будешь жить как Сафронова. Понимаешь разницу?
Инна замерла. Потом тихо сказала:
— Объясни.
Раиса поставила чашку и внимательно посмотрела на неё:
— Подкаминская — это фамилия моего рода. Да, шляхетского, с гербом, с узорами, с традицией. Но всё это — прошлое. А Борисенок — это твой сегодняшний выбор. Это твой дом, твоя семья, твой муж, и ты ЗА НИМ. От него будет то, что у тебя под сердцем будет расти. И если ты будешь гордиться этой фамилией — она перестанет быть «смешной». Она станет твоей и твоих детей. И дети твои будут носить её с гордостью, если ты сама будешь её нести с достоинством.
Молчание повисло в воздухе. Только чайник тихо подрагивал на краю плиты. Инна смотрела в стол, пальцем рисуя узоры в крошках. Потом подняла глаза.
— А если мне потребуется время?
Раиса улыбнулась и покачала головой:
— Время у тебя есть. Но помни: настоящая женщина — это не та, что боится чужой фамилии. А та, что делает её родовой.
Я молча поднялся, подошел к обеим, сел рядом и взял Инну за руку. Она не отняла.
— Хорошо, — сказала она. — В документах останусь как есть. Но дома… Дома буду Борисенком. Как бы это ни звучало.
Раиса снова усмехнулась:
— А звучит, между прочим, уверенно. Как фамилия человека, у которого всегда есть план. Даже если он не озвучен.
Трое человек сидели в студии. Чайник. Тишина. И полная уверенность, что семья теперь действительно — семья.