— Ты ведь понимаешь, доченька… Это не просто «уроки» или «тренировки», — сказала она тихо, почти шёпотом, чтобы не разрушить вечерний уют.
Инна подняла взгляд, в глазах отражался свет лампы и что-то ещё — неуловимое и новое.
— Да, мама. Чувствую это.
— У нас в семье всегда был этот… как бы сказать… «ключ». Я жила в Польше ребёнком, — Раиса сглотнула, взгляд ушёл в сторону, словно она видела сейчас не альбом, а другое время. — Тогда никто не объяснял, почему польский даётся легко, почему какие-то фразы вспоминаются сами собой. Может, ещё раньше кто-то из наших был связан с этим местом. Может, это вообще не наше — а что-то оттуда, из прошлого, затерянного.
Инна кивнула.
— Это как, будто не учили, а просто вспомнили. Только есть одно странное…
— Какое? — голос Раисы стал настороженным.
— Я начала слышать не только слова. Когда поляки говорят, я чувствую — кто врёт, а кто говорит правду. Даже если вслух звучит одно, а внутри у человека совсем другое — я это чувствую, понимаешь?
Раиса прикрыла рот рукой, но не от удивления — скорее от понимания, что это может быть не просто случайностью.
— У меня то же самое, дочка… С тех пор как заговорили по-польски тогда, утром… Иногда слышу второе дно фразы. Как будто человек говорит «добрый вечер», а в голове у него совсем другие слова.
В этот момент я подошёл ближе, положил руку на спинку стула, чтобы не мешать, но быть рядом.
— Нет, — ответил, глядя в глаза Инне. — Я лишь разблокировал то, что было в вас. Это уже вложенное в вас знание, которое активировалось. Наверное, через память рода, может — через детство. В вас это уже было.
Раиса Аркадьевна сжала руку дочери.
— Это опасно?
— Зависит от того, кто заметит, — ответил спокойно. — Если начнёте демонстрировать это явно, могут насторожиться. Особенно если рядом окажется кто-то из тех, кто знает про эффекты скрытых блоков.
Инна подняла голову.
— Значит, нам нужно учиться контролировать это?
— Именно. Использовать, когда нужно, и прятать, когда нельзя. В Варшаве это будет и инструментом, и ловушкой. Всё зависит от вас.
Раиса кивнула, на лице была решимость.
— Хорошо. Мы справимся.
Инна посмотрела в окно, где за стеклом тихо падал снег, скрывая шумный город под белым покровом.
В этот момент я точно знал: в этой семье проснулся ещё один механизм, о котором никто раньше не догадывался.
Позже, тем же вечером, Раиса Аркадьевна позвала Инну поближе к себе. За столиком, заваленным письмами, альбомами и старыми открытками, она достала из своей сумочки аккуратно сложенный лист бумаги.
— Слушай, доченька… Тут адрес. В Польше, в Варшаве. Это брат мой двоюродный — Станислав Януш Подкаминьский. Он когда-то работал в торгпредстве в Москве. Был у нас лет десять назад… Сказал, если что — обращаться можно.
Инна аккуратно взяла лист, погладила уголок:
— Он ведь в центре жил, помнишь? — Добавила теща.
Инна кивнула, глядя в окно, словно адрес напоминал ей целую жизнь:
— Улица Красиньского. Дом тринадцать, квартира сорок пять.
— Дочь, человек он добрый, надёжный. Жена у него, Гражина, врач. Так что если вдруг там… чего — не бойся. Поддержит.
Инна прижала бумажку к груди:
— Спасибо, мама. Очень вовремя.
Я, разбирая ящик с инструментами, тихо отметил этот адрес в памяти. И даже связал его координаты с картой, которую «Друг» заранее обновил. Всё было на месте, и это было к лучшему.
За окном сыпал плотный снег, двор госпиталя погружался в вязкую тишину зимнего утра. Мое первое рабочее утро после свадьбы началось в кабинете полковника Дубинского, где он расположился с чашкой бодрящего чая и ворохом документов, лежащих на его столе. Полковник задумчиво постукивал пальцем по ручке и внимательно изучал сводку перемещений личного состава.
— Значит, готовишься к марш-броску на запад? — голос его прозвучал почти без иронии, зато с оттенком понимания.
Кивок и молчание стали ему моим ответом. Полковник откинулся на спинку стула, потёр висок и начал раскладывать возможные маршруты:
— Есть три пути. Первый — простой, как армейская портянка: на поезде. Садитесь в Минске, выходите в Варшаве. Чемоданы в купе, мебель и техника — в контейнер, который уйдёт по железке. Проверено тысячами семей офицеров.
Пауза позволила обдумать сказанное. Полковник снова налил чаю в тонкую фарфоровую кружку с золотой каёмкой, пододвинул ближе:
— Второй путь — для эстетов. На ИЛ-76 или Ан-22, ВТА, налегке, только сумка. Всё остальное — опять-таки в контейнер. Минус: в Польше встречать будет кто-то из гарнизона.